-- Мы самые с тобой счастливые люди, и у нас, в стране нашей, может быть, таких счастливых еще и нет и мы с тобой единственные.
-- Вот еще что! -- ответила она,-- нас таких довольно. Я знаю других, что за одно слово: сказать или не сказать, могли решить судьбу свою в ту или другую сторону; и они решались сказать и умирали за слово с великой радостью. И мы со своей радостью не годимся им в подметки.
После того оказалось для меня, что сознание моего счастья было нелепое: я по наивности полагал его просто на таланте, на честности своей, на победе. А оказалось, я потому считал себя единственным, что сравнивал себя с несчастными, между тем как мне надо было сравнивать себя с теми счастливцами, кто за слово стояли до конца, и таких было много, много...
Продавать или беречь архив? Беречь, если знать, что ты движешься вперед. Продавать, если нет уверенности. Я уверен и не хочу продавать. Но если бы я тогда отказался от Л., то верить бы не мог в будущую ценность архива.
Л. мучается за А. В. днем и ночью.
-- Ты же,-- сказал я,-- не вольна была меня оставить, когда меня полюбила?
-- Нет,-- ответила она,-- не вольна.
-- И веришь мне, я тоже не волен был, не мог оставить тебя и вернуться к семье?
-- Верю.
-- Для чего же теперь мучиться за А. В., которого ты оставила, ведь там ты вольна была?
-- Вольна. И оставила.
Павловна, Лева, Петя, даже Аксюша -- вовсе не плохие люди, но я их разбаловал, мой грех в том, что не вел себя с ними как Старший, не утруждал этим себя.
Рассказывали, что будто бы один мальчик-осетин влез на плетень к соседу и схватил барана, и когда это заметили и поймали его, то рук своих он освободить не мог, так что пришлось вырезать шерсть из барана. Вотэто хватка делового разума, пользы не оставляет Павловну в несчастье, и как бы ни было велико ее горе, пальца в рот ей не клади.
...Но бедные, бедные Лялины пальчики! Как часто в бессоннице, лаская ее тело, я вдруг вспоминал о ее пальчиках, найду эти бедные существа, трону их, и сразу по телу какой-то пробежит ток жалости, душевного сочувствия совсем другой природы, чем то радостное здоровье, и телесная чистота, и сила, прибывающая от соприкосновения с телом.
Значит, вот отчего художнику так трудно дается рука!
Полгода
"Итак, исполнилось полгода со дня нашей встречи. И теперь рушатся все препятствия, и за тридцать пять лет жизни с Е. П. мы не узнали того с ней, что открыло сближение за шесть месяцев. Сколько мучений, сколько радости и чего-то нового, неведомого.
Как будто, прихватывая рукой больное сердце, я полгода поднимался изо дня в день на гору, с мученьем и радостью от новых кругозоров, превозмогая мучения. В этом путешествии на гору талант мой слился с любовью, и я теперь знаю, что если иссякнет любовь моя -- иссякнет талант, и если будет любовь возрастать -- будет возрастать и талант.