— Что-нибудь ещё? — Поварской белый колпак на голове булочника вздрогнул и при этом съехал направо, грозился соскользнуть с потной лысины на пол. Он выбрал себе булочку с маком и мёдом на блюде и держал её в толстых пальцах.
Жена же в смешном кружевном чепце с оборками и такого же цвета фартуке проворно вертелась около, что-то разливая и помешивая под прилавком недоступное для наших глаз, но по запаху напоминающее нечто среднее между напитком и похлёбкой. Дважды она выходила с кастрюлькой и возвращалась. Видимо, что-то добавляя.
Её огромный зад мог бы соперничать разве только с крупом коровы, так соблазнительно широки были её бёдра, что едва вмещались в дверной проход за спиной хозяина. Не иначе, проход вёл в служебные помещения лавки.
— Кстати! Раз крысоловы, я охотно приглашаю к себе на работу! — откусив от булочки, неожиданно заявил хозяин лавки. Магда даже прекратила мешать в кастрюле и уставилась на меня и мою плётку, скрученную в кольцо и привязанную за плечом. Крыс и у меня довольно! Приходите завтра утром! Правда, мои крысы намного безобиднее, чем у Талбота, но досаждают страшно. Повадились подъедать запасы в чулане. Если поймаете, то выпьете столько пива — сколько сможете.
— Как-нибудь в другой раз, — поклонившись, Соловей поспешил вон из лавки, подхватив справа подмышку, завёрнутые в тряпку, сухари, а в левой руке держал надкушенную лепёшку.
— Обязательно придём! — крикнул я, откусывая от своей лепёшки, и выскочил на улицу вслед за ним.
Приобретённые сухари пошли на запас, а лепёшки тотчас в ход. Пиво показалось божественным напитком. Это не удивительно. После целого дня, проведённого под палящим солнцем, пивоваренные прохладные изыски из погребка Йозефа пришлись весьма кстати.
Как только дверь лавки закрылась за нашими спинами, я вслух заметил, как странно посмотрела мне вслед жена хозяина. Уж не подозревает ли?
— Брось! Делать ей больше нечего! Мы же ни в чём не виноваты! — успокоил Соловей, набивая рот вчерашним хлебом. Вчерашний хлеб оказался жестковатым и скрёб нёбо, но вполне себе съедобным. Я последовал его примеру.
Фонари на улице горели. Фонарщика давно след простыл. Тишина и прохлада вечера. Над головой тёмное небо без туч.
Мы забыли о том, что нас может кто-то преследовать. На улице ни одной живой души. Где-то невдалеке за чьей-то дверью глухо лаяла собака.
Всего в паре шагов от выхода из булочной, более свежая еда в виде вчерашних лепешек сразу исчезла до последней крошки. Сухари несли в подмышках.
— Надо поторапливаться. Нам повезло.
Я не стал уточнять, в чём именно. В том ли, что удалось перекусить или что никто нас не преследует.