— Какая же это военная наука? Раз устав не дает нам ответа на эти вопросы, значит он устарел, — настаивал Ларионов. — Да и чего тут спорить, товарищи. Мы ведь просто противоречим основным принципам марксистской диалектики: все течет, все меняется, отживает и нарождается. Применила против нас фашистская армия новую тактику, с массой танков и самолетов. А наша оборона оказалась не на высоте…
— Вот ерунда-то! — замахал руками командир первого батальона. — А в нашем уставе разве ничего не говорится о танках и авиации? Все ведь дело в том, что мало у нас техники.
— Мало, мало, — усмехнулся Ларионов. — Восточная поговорка гласит: сколько ни повторяй сахар, сахар, во рту сладко не будет… Не об этом идет речь. Устав нас учит, что можно создать непреодолимую оборону. Мы так и делаем, как он учит, а начнет немец наступать — все трещит по швам. Значит, не так ее надо строить, а по-другому…
Канашов внимательно слушал разгоравшийся спор, давая всем высказаться. Перед ним стояла ответственная задача — не просто примирить спорящих или ответить на волнующие вопросы, а убедить тех и других, как воевать правильно, грамотно, учитывая боевой опыт. Надо, чтобы эти люди — командиры и политработники, которые несли ответственность за руководство и жизнь нескольких сотен бойцов, сержантов и командиров, прониклись непоколебимой уверенностью сами и убедили своих подчиненных, что задачи, поставленные командованием дивизии, выполнимы. Тогда и укрепление обороны, которым они занимались сейчас в тяжелых условиях зимы, и инженерное оборудование второй позиции, над которой они бьются второй месяц, приобретет для них главную цель жизни.
Канашов понимал, что в нашей военной науке, существовавшей до Великой Отечественной войны и на теории которой были созданы и боевой и полевой уставы, по-видимому, имелись пробелы. Война вносила каждый день свои новые требования и изменения. Значит, сама жизнь подсказывала необходимость пересматривать некоторые положения, уставов. «Вот оно, самое больное место, о котором мы обменивались накануне мнением с Шароновым…» Но в то же время комдив ясно отдавал себе отчет, что в этом деле нельзя брать все на себя. Иначе эта отсебятина внесет анархию в действия командиров, подорвет авторитет воинских уставов и в конечном счете не принесет пользы подчиненным. Если и было так, что он учился у младших по служебному положению и званию командиров и солдат, если он и использовал их и свой боевой опыт, то это он делал отнюдь не из желания самолюбия и жажды собственной славы. Ему казалось, что нельзя было идти поперек того, что выдвигала сама жизнь. «Как же поступить теперь?» Несколько десятков глаз смотрели на него с нетерпением и ждали ответа. Канашов то хмурился, то светлел лицом, поправляя левой рукой шевелюру. Потом обвел всех взглядом и остановился на Шаронове.