— Помню, — сказал старший лейтенант Верть, — под Можайском немец попытался прорваться, а у нас вдоль шоссе в два эшелона эти ПТОПы[1] были, дальше второй позиции он и не пошел…
— Вот и мы, товарищи, — сказал Канашов, — свою оборону делаем глубокой, и ПТОПы у нас будут и даже ПТР[2]. И чтобы она отвечала самым последним требованиям войны.
— Артиллерии бы нам, хотя бы придали батареи две-три для этого, — сказал командир полка Бурунов и вопросительно поглядел на комдива.
— Будет и артиллерия, — уверенно заявил Канашов. — Быстрее заканчивайте оборудование позиций. Я даже и резерва не пожалею на такое важное дело.
— Мин бы еще противотанковых неплохо, — сказал, покручивая усы, полковой инженер, посматривая то на Бурунова, то на Канашова.
— Мины есть, — ответил комдив, — вчера тысяч семь привезли, получайте.
— Вот это хорошо.
— Так будем закруглять наш разговор, — заметил комдив, — теперь дело за вами. Надо разъяснять бойцам и командирам, зачем мы столько труда вкладываем в построение глубокой обороны. Помните: уставные положения для нас закон, ну, а боевой опыт тоже надо с умом использовать…
Прощались Канашов и Шаронов с командирами и политработниками полка Бурунова и видели, что они приободрились, повеселели. Это радовало их обоих.
На обратном пути в дивизию комиссар заговорил первым.
— Хорошо бы об этом разговор завести и в других полках, — сказал Шаронов.
— Это можно.
— Не только можно, а нужно. Я ведь внимательно слушал каждого. Кто и ошибается, а многие дельные вещи говорят. И если растолковать людям, они горы свернут. Эх-х, — вздохнул он тяжело, — беда-то наша и в том, что подчас старыми методами работаем с людьми, не умеем в душу им заглянуть…
Разговор оборвался.
Машина мчалась по снежной равнине, перерезанной синеватой петляющей дорогой. Вдали на горизонте в туманной дымке темнели леса. Безлюдно и безжизненно вокруг, будто никогда сюда и не ступала нога человека. И только методично и глухо раздавались далекие взрывы.
Канашов думал о том, как сделать так, чтобы прибывающие на фронт новички, особенно командиры, быстрее овладевали боевым опытом… «А что, если всем им по мере возможности устраивать стажировку под руководством опытных командиров? Об этом стоит подумать, посоветоваться…» Шаронов решил сказать Канашову о случае с Ракитянским.
— Подумать только, такую библиотеку собрал на войне… Это ли не моральный подвиг? Сейчас я кого хочешь могу убедить в том, что какими бы ни были военные успехи немецко-фашистской армии, но советских людей им не победить и никогда не поставить на колени. Что мне доводилось видеть за эту войну в брошенных чемоданах немецкого воинства всех чинов и рангов — от солдата до командующего армией? Барахло: женские платья, туфли, скатерти, белье, часы различных марок и даже детские вещи. Они по-волчьи жадные и к золоту и к драгоценностям. Один раненый немец убил своего товарища, тоже раненого, чтобы снять с него золотое кольцо. У любого убитого ты увидишь самые различные вещи и драгоценности в полевых ранцах, сумках, штабных портфелях. Ты можешь с избытком найти у них порнографические открытки и фотографии. Но ты найди у них художественную литературу… У меня такое впечатление, что немецкое воинство ничего не знает о существовании таковой. А наш солдат и командир не могут жить без нее. Книга лежит у солдата в вещмешке с чистой парой белья и продуктами. Книги лежат в полевых сумках наших командиров и политработников. Они помогают им воевать, и нужны она им ничуть не меньше хлеба, оружия и патронов. Вот в этом наша несокрушимая духовная сила, Михаил Алексеевич, наше бесспорное моральное превосходство.