Красные стрелы (Шутов) - страница 168

Немецкая фашистская пропаганда лезла из кожи вон, чтобы запугать румын русской опасностью, «перспективой» расстрелов, ссылки в Сибирь. А оказалось, Советская Армия протянула им руку помощи, доверила оружие!

И вот первый бой совместно с румынскими частями. Каждый полк усилили танками, артиллерией. Но все же, честно говоря, я волновался. Мы научились взаимодействовать со своими, танкист пехотинца, как говорят, научился понимать с полуслова. А как поведут себя румынские солдаты? Не дрогнут ли в трудную минуту?

Прямо с ходу, развернувшись, танки атаковали позиции противника восточнее Плоешти. Враг начал отходить, наши ворвались на окраину, стали освобождать улицу за улицей.

Труднее пришлось наступавшим севернее города. Тут и сил у нас было меньше, и немцы огрызались сильнее. Они даже предприняли контратаку.

Мы с седым румынским генералом находились на одном НП. Наблюдая за боем, я с радостью отметил, что тревожился зря. Румынские солдаты действовали храбро и умело.

Я видел, как под огнем противника два минометчика выдвинулись дальше залегших пехотных цепей и подавили мешавший наступлению пулемет.

А вот подносчик патронов. Нагруженный цинковыми коробками, то припадая к земле, то делая короткие перебежки, он продвигается к передовой. Его заметил немецкий самолет, снизился, обстрелял.

В бинокль видно, как боец поднял голову. По лицу его медленно сползает темная полоска крови. Он делает движение, чтобы встать, и не может. Медленно ползет по зеленому ковру луга, передвигая перед собой ношу. Добрался до подножия высотки и замер. К нему спешат два бойца, один потащил патроны, другой — раненого товарища. Прошла минута, и на высотке заговорил пулемет.

Генерал облегченно вздохнул.

— Да, господин полковник, — обратился он ко мне. — Тридцать лет я в румынской армии, а так, как сейчас, никогда себя не чувствовал. И солдаты понимают, за что воюют…

Отразив контратаку севернее города, наши части пошли вперед.

16

В Плоешти стоим шесть дней.

Как-то захожу в политотдел. На столе у Шашло гора писем и трофейная, обтянутая коричневым сукном фляга. Начальник политотдела показывает ее мне и торжественно так заявляет:

— Степан Федорович, по этой фляге можно судить об изменениях в гитлеровской армии.

Беру ее, осматриваю, но ничего особенного не вижу. Отвинчиваю пробку, нюхаю — запаха нет.

— Ничего не замечаешь? — спрашивает Шашло, хитро щуря глаза. — А где, скажи, черный пластмассовый стаканчик, который был пристегнут к фляге?

— Наверное, оторвался.

— Присмотрись лучше. Его тут и не было! Теперь третья империя делает фляги без стаканчиков. Экономит. Мелочь? Но очень любопытная. А вот письма, найденные у убитых немцев.