Переводчик, старший лейтенант Шариков, читает несколько писем, которые ему дает Шашло. Вот жена пишет дважды награжденному за какие-то подвиги ефрейтору:
«…Меня и твою мать послали рыть окопы. Я работала две недели, а мама день. Ей сразу стало дурно, она ведь старенькая. То, что мы по двадцати раз в день бегаем в бомбоубежище, плюс плохое питание — сказалось на ее здоровье.
Отто, русские приближаются к нашим границам, и это меня очень страшит. Правда, на днях Геббельс, выступая по радио, намекнул про какое-то грозное секретное оружие. Скорее бы вы получили его. А вообще, как осточертела эта проклятая война!»
— Фашистская пропаганда успокаивает немцев, — заметил Шашло. — Теперь послушай, что хотел ответить жене Отто. Письмо он не успел отправить.
Старший лейтенант читает выдержку, подчеркнутую красным карандашом:
«…Здесь нас, глупцов, тоже кормят надеждами. Но пока что мы только отступаем, нас давят русские танки, громят авиация, артиллерия.
Мунда помнишь? Он в конторе работал. А у нас был офицером. „Скоро, говорил, новые сверхмощные ФАУ обрушатся на Москву. Тогда мы снова пойдем на восток“. Так этот „герой“ дезертировал. На днях его поймали переодетым в гражданскую одежду и расстреляли перед строем.
Я вовсе не боюсь, что это письмо перехватят. Какая разница, от чего умереть — от русской пули или от своей? Смерть все равно ходит рядом. И я знаю, она меня повалит не сегодня-завтра. Я уже привык к этой мысли. Сына поцелуй за меня. Скажи ему: „Твой отец был идиотом“».
— Жаль, что письмо не попало адресату, — закончив читать, сказал старший лейтенант Шариков.
— По-моему, жалеть тут не о чем, — заметил я. — Ефрейтор считал себя идиотом, обреченным, рассуждал правильно, а стрелять по нашему брату продолжал.
— В немецком солдате глубоко засел дух слепого повиновения, — откликнулся Шашло. — Тут и наша вина: мы слабо ведем пропаганду в войсках противника…
Закончить мысль ему не дают. В политотдел заходит группа румын.
— Мы с нефтяного промысла. Приглашаем танкистов в гости.
— А что у вас предполагается?
— Проводим митинг, потом будет товарищеский обед. Рабочие, члены семей уже собрались, только вас ждут.
Делегаты торопят нас. Мы наскоро собираемся и отправляемся к нефтяникам.
В машине сидящий рядом со мной румын спрашивает:
— Случайно, русского сержанта Владимира Скворцова не знаете?
— Нет, не знаю. А кто он?
Румын рассказывает, что Скворцова гитлеровцы захватили под Одессой и отправили в Германию. Оттуда ему удалось бежать при содействии молодой румынки, переводчицы. Девушка снабдила его документами и письмом к родным, проживавшим в Плоешти.