Было это 22 февраля восемнадцатого года…
Вскоре немецкие части вступили на территорию Белоруссии.
В Городище сформировался партизанский отряд. Командиром его стал Юрий Метельский.
Мы двинулись навстречу врагу.
На одном из участков фронта действовал немецкий бронепоезд. Нам поручили уничтожить его.
В тыл противника по разным дорогам Метельский решил направить несколько мелких групп. Он построил отряд и предложил выйти вперед тем, кто работал на железной дороге. Вышли пять пожилых железнодорожников и шестой — партизан Машера.
— Разве вы, товарищ Машера, на дороге служили? — Метельский пристально посмотрел на бывшего солдата.
Тот потупил глаза:
— Не служил, товарищ командир.
— Зачем же из строя вышли?
— Хочу бронепоезд взорвать.
— Это похвально, — заметил Метельский. — Однако командира обманывать не следует. Операция, товарищ Машера, предстоит рискованная.
— Потому и прошусь. Я уже имел дело с бронепоездом.
— Когда?
Вместо ответа Машера присел, скинул правый сапог, быстрым движением сорвал портянку: на ноге было всего два пальца.
— Самострел, товарищ командир. В шестнадцатом году меня против немецкого бронепоезда посылали…
— Так вы что, струсили?
Машера энергично замотал головой:
— Ничего подобного. Не струсил. Но за царя умирать не хотел. Другое дело сейчас…
Я попал в ту группу, что и Машера. Командовал нами пожилой железнодорожник с вздутой от зубной боли щекой. В течение всего пути он ни слова не произнес. Приказы отдавал взглядом.
— Болит? — каждый раз участливо спрашивал Машера. — У меня проволока есть, давайте выдерну.
Железнодорожник не отзывался.
— Зря мучается, — глубоко вздыхал Машера. Вид у него был такой, словно его самого беспокоила зубная боль. Я невольно подумал: «Добряк. Мягкосердечный человек. Такой и врага не убьет, пожалеет». Спрашиваю:
— Машера, ты на фронте стрелял?
— Как это на фронте быть и не стрелять? Все время на позиции торчал. Больше года.
— Сколько же ты немцев убил?
Наверняка он не знал. Может, много, а может, и ни одного. Не до того было, чтобы по пальцам считать: все время пришлось, как раку, назад пятиться.
— Скорее всего, ни одного, — замечаю я, довольный тем, что могу разбираться в людях.
— Одного-то на тот свет точно отправил, правда, не немца, — улыбается он.
— Кого же?
— Своего командира взвода. Паршивый офицеришка был. Нашего брата солдата «скотиной» обзывал. Как-то поездом ехали, так ночью я его за ноги и в окно…
В полдень добрались до насыпи недалеко от маленькой станции. На путях никаких признаков жизни. Только поземка крутит. Но вскоре появляется старичок в кожухе с поднятым воротником. В руках у него флажки — стрелочник. Командир приказывает нам залечь. Сам направляется к старичку. Наблюдаем за ними. Видим, закуривают. О чем-то говорят, стрелочник рукой показывает на юго-запад. Командир подзывает нас: