— Успокойся, Миколо, — как можно более ласково сказал Копчик. — По-разному горят машины. II обстоятельства бывают разные. Зря грызешь себя…
Когда начштаба кончил свой рассказ, Дедков предложил организовать беседу Алмазова и Бондарчука о том, как они спасли горящий танк. Мне идея комиссара пришлась по душе. Пусть танкисты перенимают опыт и учатся прямо на поле боя.
К Кашире подошел 2-й гвардейский кавалерийский корпус генерала П.А. Белова. Теперь только и разговоров о скором разгроме наседающей на нас 17-й гитлеровской танковой дивизии.
Как-то мне позвонил командир бригады:
— Товарищ Шутов, приезжай, есть новости.
Передаю трубку телефонисту. Тот широко улыбается.
— В чем дело, Козырев? Чему смеетесь?
— Ясно, товарищ капитан, зачем вас вызывают. Наступление должно быть, не иначе.
Сержант Козырев — москвич. До войны работал на строительстве метрополитена. На фронт пошел добровольно, оставив дома жену и сынишку. Мы все их хорошо знаем, особенно я. Не лично, а по письмам.
Козырев получает их чаще других. Дает нам читать, и меня, у которого вообще переписки нет, его письма согревают. Для меня жена и сын Козырева стали вроде родными, я беспокоюсь о них, жду очередных писем.
— Что-то из дому вам давно ничего нет? — спрашиваю у телефониста.
— Сам удивляюсь, — опускает он голову. — Не случилось ли чего?
Я знаю, как Козырев любит семью. Чтобы утешить его, говорю:
— Ничего. Вот прогоним немцев от Каширы, отпущу вас на денек в Москву повидаться с женой и сыном. Только с условием, что привет от нас передадите.
Козырев сразу посветлел:
— Большое спасибо, товарищ капитан… Обязательно передам…
Совещание у комбрига короткое. Посвящено оно действительно предстоящему наступлению. Бригаду придают 2-му гвардейскому кавкорпусу, которому предстоит ударить на юг в направлении Венева.
Шестого декабря войска Калининского, Западного и нашего фронтов перешли в контрнаступление. Уже восьмого 2-й гвардейский корпус освободил Мордвес.
Нам приказано прорваться в тыл вражеской группировки, на ее коммуникации.
…Без двадцати шесть утра. Сильный ветер раскачивает кроны деревьев. Снежные хлопья гулко падают с веток на замерзшую землю.
Слышны голоса:
— Морозец, будь здоров! Градусов на тридцать с гаком.
— На печи бы сейчас сидеть да блины есть.
— Блины? Хорошо! Помнишь Пушкина: «У них на масленице жирной водились русские блины…»
Любителю блинов не дают закончить:
— Тихо, капитан идет!
Отдаю последние распоряжения и направляюсь к своей машине. Но ко мне бежит дежурный по штабу и еще издали кричит:
— Товарищ капитан, на проводе Москва! Вас вызывает генерал Федоренко.