— Проще, чем ручку поцеловать, мэм. Помните упряжной фургон, мэм? Который ездил с нами в Элефсин?
— В нем? Но как же вы доставили труп на лодку?
— Вот это было самое хитрое предприятие. Закинул я его на плечо, как мясник барана несет, и иду к своей лодке, которую на каждые выходные беру, а тут как раз был у меня выходной, как установлено. А грекам вообще все равно. Они садятся на весла и гребут к Саламину, а когда я решил, что отплыли достаточно, переворачиваю лодку, и мы все в воде — и я, и труп, и все. Греки плавать-то не умеют, у них одна мысль — как бы только не утонуть, и мы все цепляемся за лодку, потом какие-то ребята подходят и нас подбирают.
— Но разве вы не умеете плавать? — спросила миссис Брэдли.
— Ну, я-то умею, мэм, но решил, что лучше на время разучиться. И когда нас вытащили, греки все так набрались воды и так боялись, что никогда уже родной дом не увидят, что про мой узел за бортом никто и не вспомнил. А потом, чтобы не было подозрений, если кто вспомнит, я и говорю, будто удивился: «Ох ты ж, белье для прачечной утопил!», все только так чуть посмеялись, можно сказать, и так оно и осталось, и так и будет, наверное. Этих греков ничего не волнует, что их напрямую не касается. Дети природы, мэм.
— Понимаю, — сказала миссис Брэдли. — А мистер Дик отвез голову в Эфес. Это он убил мистера Армстронга, Диш?
— Не зная, мэм, сказать не могу. Мне приказывала, как всегда, леди Хопкинсон. «Диш, — говорит она, будто чуть в горячке, — Диш, произошла очень неприятная вещь. Мы играли с луком мистера Дика, и мистера Армстронга застрелили. Получается, что убили. На месте, — говорит она. — Сделайте, что можете, — говорит она. — Нельзя допустить, чтобы это стало известно каждому английскому идиоту в Афинах».
Ну, я пошел глянуть, и вот он. Быстрая работа, мэм. Отличный выстрел, уж не знаю, чей. Но, естественно, хозяйка подумала не так, ведь она же леди. «Ужасно, — говорит она. — Не знаю, что делать, — говорит. — Мне не хотелось бы сообщать полиции».
И не надо, мэм, — говорю я. — А почему его не сплавить, мэм? Никто по нем не заплачет и грустить не будет тоже. Я схожу в его дом, — говорю, — и передам новость.
«Ужасно, — говорит она опять. — Просто не знаю, что делать». Ну, мы поговорили, я получил приказ, как описал. И еще я посоветовал ее милости, мэм, вам довериться. «Она нам поможет», — говорю я (не сочтите за неуважение, мэм), но хозяйка решила, что лучше не стоит.
— А кровь из раны? — спросила миссис Брэдли, еще раз осматривая дерево.
— Немного было, мэм. Я ее смыл шлангом и песчаником стер. Хорошее дерево тут, мэм. Когда голову рубил, извел штук двадцать листов промокательной бумаги сэра Рудри, мэм.