Ресторан у Джимми манерный, один из лучших в городе, и расположен в самом сердце Маленькой Италии, на Малберри-стрит. И у меня уже была мысль, как туда пробраться, чтобы меня не срисовали притаившиеся в округе представители разнообразных силовых структур.
– Сворачиваем вправо на Мотт-стрит, – приказал я.
– Зачем еще? – буркнул Артурас.
– Мне нужно как-то отвлечь всю ту публику, что приглядывает за рестораном. Не могу же я просто так взять и войти туда с баблом. На Мотт-стрит есть рыбный рынок. Там и остановимся. Схожу перетру с ребятами, которые могут нас выручить.
Артурас какое-то время молчал. Потом переглянулся с Виктором, приказал водителю повернуть на Мотт-стрит.
– Послушайте меня, господин адвокат. Если вы подумываете смыться, то хочу заранее предупредить, что это совершенно бесполезно. Для начала я убью вашу дочь, причем очень медленно. Она будет сильно страдать. А потом разыщу вас и тоже убью. Не доводилось слышать фамилию Крючкурр?
– Нет. А что?
– Это бывший советский военачальник. После падения Советского Союза мы приехали сюда с Олеком, открыли дело. Крючкурр обеспечивал поставки оружия и наркотиков. Во время чистки в старых Советах его арестовали, и он сбежал – вместе с большей частью наших денег и товара.
Артурас поерзал на сиденье и выпрямил спину, так что практически навис надо мной.
– Через год я отыскал его в Бразилии. Его жена и сын умерли первыми. Я заставил его смотреть. Я все это сейчас рассказываю, чтобы вы знали: нет такого места на земле, в котором вы сможете от меня спрятаться. Помните об этом.
Артурас говорил ровно и размеренно, не нагнетал, не преувеличивал. Не вращал глазами, даже голос ни разу не повысил – словно и не брал на испуг. Это опять была простая констатация факта, напрочь лишенная каких-либо эмоций.
– Никуда я не сбегу. Я хочу вернуть дочь. Я хочу, чтобы ты тоже понял: я играю в эти ваши игры только потому, что хочу ее вернуть. Она для меня всё – так что не переживай.
Лимузин медленно продвигался по Мотт-стрит. Я объяснил Артурасу, что черный ход ресторана тоже не представляется мне безопасным. Сказать по правде, этого я не знал, но знал одно – надо произвести впечатление на Джимми. Мне требовалась от него просто-таки фундаментальная услуга, и ни деньги, ни связывающие нас дружеские узы наверняка не стоили связанного с нею риска. Я не могу просить его довериться мне, если просто прошмыгну черным ходом; он должен понять, что к нему вернулся настоящий Эдди Флинн, и для этого требовался театральный выход – а точнее, вход: надо было по-пацански вступить в заведение через парадные двери – но так, чтобы меня не засекли копы.