— Господи, Алекс, — говорит Дейл, когда я вылезаю из машины возле здания суда. — Ну и вид у тебя.
— Спасибо, Дейл, — отвечаю я. — Искреннее сочувствие — именно то, что мне сейчас требуется.
— Я серьезно. Ты не боишься свалиться, а?
— Просто еще одна плохая ночь. А утром и мигрень навалилась. Доктор Валленс выписал мне кое-что и от того, и от другого.
— Ты уверен, что тебе стоит разговаривать сейчас с Николасом? Если хочешь, мы допросим его насчет медальона завтра.
— Нет. Сигарета, кофе — и я буду в полном порядке. — И я меняю тему, потому что обсуждать мое здоровье мне не хочется. — Я поговорил о медальоне с коллегами Анджелы. Никто не помнит, чтобы она его носила. И женщина с фотографии никому не известна.
— Ладно, может, тут просто совпадение и медальон к нашему делу не относится, — говорит, помрачнев, Дейл.
Я закуриваю сигарету, с наслаждением затягиваюсь и говорю:
— Не думаю. Знаешь, чем мне все это представляется? Одной большой театральной постановкой. Все, что мы смогли узнать о преступлении, нам словно бы подбросили. Черт возьми, у нас и арестованный-то имеется только потому, что он дожидался, когда его возьмут. Мы пытаемся понять, что он сделал, и его следы приводят нас к детскому дому. Кто-то там взламывает дверь, чтобы это выглядело попыткой проникновения, однако внутрь войти труда себе не дает. Кто-то подвешивает на ветку украшение, которое выглядит многообещающей уликой, но о котором нам ничего не удается узнать, и подвешивает именно там, где следы выходят из леса. — Я затягиваюсь еще пару раз и бросаю окурок в сточную канаву. — Мы, как голуби, идем по дорожке из хлебных крошек, а куда она ведет, не знаем.
Дейл пожимает плечами, а я направляюсь к комнате для допросов, в которой меня уже дожидается Николас. Если бы я не видел, как помощники шерифа уводят его оттуда, то, пожалуй, мог бы подумать, что он вообще этой комнаты не покидает.
После обмена обычными юридическими любезностями я начинаю наш разговор:
— С добрым утром, Николас. Как вы себя чувствуете?
Он без всякого выражения глядит на меня.
— Я себя чувствую хорошо, мистер Рурк. А вот у вас вид нездоровый. Надеюсь, вы ничем не заразились.
— Бессонница. Иногда, если что-то меня донимает, я не могу заснуть.
— И что же вас донимает сейчас, мистер Рурк? — спрашивает Николас. Голос его звучит немного выше обычного, похоже, его что-то почти забавляет.
Я закуриваю еще одну сигарету.
— Вы. Я не могу понять, почему вы не желаете назвать свое имя — если, конечно, за вами не числятся какие-то преступления. И не могу понять также, почему вы стояли посреди ночи на шоссе над телом убитой.