— Нет, я ушла оттуда лет за десять-двенадцать до этого.
Я поворачиваюсь к Эрлу:
— А вы, мистер Бейкер? Вы были там?
— Нет, я же не работал у Генри. Я занимался строительством. Построил кое-что и для «Святого Валентина».
— Вам известен человек, который мог питать к нему недобрые чувства?
Оба отрицательно качают головами, и я достаю из кармана медальон и фотографию Николаса.
— Вы можете сказать что-нибудь об этих людях? — спрашиваю я. — Знаете их?
Они рассматривают украшение, которое лежит в пластиковом пакетике на моей ладони. А я вглядываюсь в их лица, пытаюсь увидеть какую-либо реакцию. Нет, ничего.
— Мне очень жаль, помощник Рурк, — говорит Эрл.
— Нет, я их не знаю, — добавляет Дебора. Она бросает еще один взгляд на медальон. — Хотя лицо мне вроде бы знакомо. Возможно, я пару раз видела ее в городе. Что-то в этом роде.
Я ухватываюсь за ее слова:
— В Уинтерс-Энде? Когда работали в детском доме?
— Может быть. Хотя я могу и ошибаться. Это было так давно.
— А что насчет этого мужчины?
Она поджимает губы, недолго молчит.
— Нет, — говорит она наконец, покачав головой. — Нет. Глаза кажутся знакомыми, однако вспомнить его я не могу.
Уже что-то, хоть и немного.
— Еще один вопрос, — говорю я. — «Святой Валентин» имел репутацию заведения со строгими порядками. Известно ли вам что-нибудь о том, что провинившихся детей сажали под замок? До нас дошли слухи об этом, а я, побывав там недавно, заметил пару помещений, которые могли использоваться именно для этой цели.
Эрл и Дебора обмениваются взглядами и — да, вот оно. Очень похоже на безмолвный обмен мыслями. И я понимаю, что Николас сказал правду. Детей, которые плохо вели себя, запирали в камеры, вероятно, Эрлом же и сооруженные.
Дебора, отвечая, в лицо мне не смотрит:
— Нет, я о таком ничего не знаю.
— Ладно, это всего лишь разговоры, которые я слышал. Спасибо за помощь.
— Что вы думаете о смерти Генри? У полиции есть какие-нибудь улики? — спрашивает Эрл, провожая меня до двери.
— Об этом говорить еще рано, — отвечаю я. — Хотя обстоятельства представляются нам подозрительными.
Я и сам не понимаю, что заставляет меня произнести следующую фразу, да еще и направив на Эрла прямой, почти знающий взгляд. Наверное, просто нелюбовь к тем, кто плохо обходится с детьми.
— В данный момент нам многое представляется подозрительным.
Я перевожу глаза на подъездную дорожку и говорю тоном более дружелюбным:
— Надо же, дождь закончился. Ладно, еще увидимся.
Я оставляю полнотелого Эрла стоять в дверном проеме — Дебора маячит за его спиной, и глаза у нее виноватые, влажные. Оказавшись в уединении в салоне своей машины, я пальцами нашариваю в пачке сигарету — главным образом для того, чтобы занять чем-то руки, пока я думаю. Если женщина, изображенная на медальоне, жила в Уинтерс-Энде, пусть даже очень давно, кто-то наверняка ее помнит. И я говорю себе: надо еще раз спросить о ней у Валленса, когда мы снова увидимся, ну и у других немолодых горожан.