Взгляд Джеммы вновь устремлен на меня.
— Лекарство, которое ты принимал, называется триазолам. Раньше его использовали для лечения бессонницы, однако оно давало побочные эффекты, особенно сильные в случае приема двукратной дозы.
— Двукратной? И что это за эффекты?
— Психотическое поведение, нарастающая раздражительность, — отвечает она. — На пузырьке написано, что в нем содержатся таблетки лоразепама. Но на самом деле ты принимал двойные дозы гораздо более сильного средства.
— Неприятно, — говорю я, хотя мне хочется ввернуть кое-что покрепче.
Джемма кивает:
— Ты прав. Кто-то постарался, чтобы ты принимал чрезмерную дозу, которая могла либо убить тебя, либо превратить тебя, как полицейского, в пустое место. Тебе еще повезло, что побочные эффекты не привели к чему-то похуже тех выходок, которые я наблюдала вчера вечером.
— Ну, вообще-то мне снились довольно странные сны.
— Сны?
— А к ним добавилась парочка галлюцинаций. Я думал, что иду прямым ходом к новому нервному срыву, — со смущенной улыбкой добавляю я.
Глаза Джеммы немного расширяются:
— Галлюцинации?
— Ничего особенно страшного, уверяю тебя. Слушай, я же оправлюсь от этой дряни, так? Я к тому, что она не разжижает мозги, не убивает печень, ничего такого, верно?
Она улыбается, на щеках ее появляются ямочки:
— Жить будешь.
— Ну и хорошо. И ты ведь не считаешь меня идиотом, верно?
Пока я произношу эти слова, мою память вдруг овевает ветерок неуверенности в себе. Происходило ли все это со мной из-за лекарства или обошлось и без него? Снились ли мне странные сны, являлись ли видения еще до моего визита к доктору Валленсу?
— Нет, — говорит Джемма, — идиотом я тебя не считаю.
Я тоже улыбаюсь.
— Знаешь, — говорю я, — услышать это от тебя — большое облегчение. Все здесь страшно осложнилось. И мне бы не хотелось потерять то единственно хорошее, что я нашел, приехав в Уинтерс-Энд. И еще…
— Да?
Я продолжаю, испытывая робость:
— Ты ведь, наверное, занята сегодня вечером, так? А то мы могли бы попробовать встретиться снова.
Джемма отвечает мне поцелуем, легким, но долгим прикосновением к моим губам, оставляющим ощущение сладости, сахарной ваты. Когда мы разрываем объятия, она говорит:
— Снова в восемь?
— Я не могу просить, чтобы ты стояла из-за меня у плиты два вечера подряд.
— Мы закажем по телефону пиццу.
Я возвращаюсь в Уинтерс-Энд, намереваясь поспать пару часов, а потом приготовиться к свиданию с Джеммой. Заехав на парковку «Краухерст-Лоджа», я с минуту сижу, не снимая рук с руля и перебирая в усталом уме то, что узнал сегодня. А после прохожу в фойе, как всегда, пустое. Удивляет меня не это — дверь моего номера оказывается незапертой. Надо полагать, в нем сейчас трудится уборщица.