— Не нашел, — шмыгнул носом Давлят.
— И не мудрено, — пробормотал Мочалов, кинув взор на серые, выжженные знойным солнцем холмики, которые не скажешь, когда были насыпаны — то ли месяцы, то ли годы назад. Но могилу боевого друга он знал — бывал не единожды. — Пойдем, — сказал он Давляту. — Мы ведь тоже к нему.
Петляя средь могил по пыльным тропинкам, они вышли к холмику с деревянной, когда-то серебристой, а теперь серой пирамидкой, которую венчала выцветшая красная звезда; выцвела и надпись, сделанная в свое время темно-зеленой краской: фамилия, имя, даты жизни… В тридцать два года оборвалась жизнь комиссара.
— Здесь, — глухо выговорил Мочалов, не в силах справиться с охватившим сердце волнением.
Давлят упал на могилу и зарыдал в голос, так истошно и так горько, что Мочалов отвернулся, а Оксана Алексеевна и девочки не сдержали слез. Шура вцепилась в материнский подол и плакала навзрыд. Наташа, крепясь, издавала хлюпающие звуки.
— Папа, папочка… — приговаривал Давлят.
Не было никакой возможности остановить его, пока Мочалов не надумал взяться за очистку могилы от овсюга и бурьяна, камней и сухих комков глины. Он приступил первым, тотчас же захлопотала жена, потом втянулись в работу дочери. Расчет оказался верным: Давлят не остался в стороне… Мочалов сказал, что в следующий выходной день придет с ним вдвоем и они покрасят пирамидку, обновят звезду и надпись. Давлят вроде бы успокоился.
Домой вернулись уже в сумерках. Давая мальчугану освоиться, взрослые ни о чем не спрашивали. Разговорили Давлята девочки. Наташа, бойко выговаривая таджикские слова, спросила:
— А ты вправду пришел издалека? Сам, без мамы?.. И нисколечко не боялся?
Давлят, ответивший на первые два вопроса кивком, третий воспринял как все мальчишки, — дескать, что взять с них, с девчонок, — и, снисходительно усмехнувшись, сказал:
— А чего бояться!.. — Потом, однако, прибавил: — Я шел с погонщиками верблюдов, которые возят зерно.
— Верхом на верблюде? — округлила Наташа глаза.
— А я тоже не боюсь верблюдов, — вмещалась маленькая Шура. — А Наташа боится за то, что они плюются.
— И совсем не боюсь…
— Боишься, боишься! — звонко возразила Шура и повернулась к Давляту: — А твоя мама сильно плакала?
Давлят снова помрачнел и пожал плечами.
— А почему не знаешь? — спросила Шура.
— Потому, что он убежал, — пояснила Наташа и, отстранив сестренку, принялась допытываться сама: — А если мама найдет тебя, ты вернешься?
— Она разве знает ваш дом? — встревожился Давлят.
Теперь пожала плечами Наташа.
— Все равно не вернусь, — твердо произнес Давлят.