Гитлеровцы повторяли атаки с бешенством опьяненного запахом крови зверя. Потери их были велики, но они не считались с этим. Сражение продолжалось до сумерек, багровых от пожарищ.
Отряд тоже понес большие потери. Были и убитые, и раненые. Погибли командиры групп Карпенко и Сопроненко, тяжело ранило старшину Василия Егорова. Трое бойцов — артиллерист Андреич, лучший стрелок Максаев и пулеметчик Горячев — исчезли бесследно.
— Что делать, комиссар? — спрашивал, нервно расхаживая по короткому склону пригорка, Давлят.
— Черт-те знает, куда подевались, — пожал плечами Гуреевич. — Андреич живьем бы не дался.
— А Максаев? Горячев?.. Я в каждого верю, в каждого! Даже если схватили, не выдадут. Но нам надо уходить. Завтра уже никто не уйдет.
— Да, я понимаю. Жаль, конечно, но иного выхода нет. Основную задачу все-таки выполнили — никого из жителей не осталось, все уже в лесу. Лес поможет укрыть понадежней. Так что давай командуй отход!
Отряд покинул Хильчиху поздней ночью.
По небу бежали тучи, то скрывая, то открывая редкие звезды. Мороз уже не держался, снег раскис, превратился в темное, грязное, хлюпающее месиво. С веток деревьев падали капли воды. Одежда промокла насквозь. Люди шли нахохлившись, с трудом передвигая ноги и часто останавливаясь потому, что приходилось вытаскивать из грязи и толкать повозки, на которых увозили раненых.
— Сглазили нас, браток, — ворчливо произнес Махмуд Самеев, шагая, как всегда, рядом с Климом.
— Да, брат… Мечтали о встрече с маршалом, а вышло месить эту грязь.
— Ты, Каланча, пожалуйста, не скули. Скажи спасибо, что живыми остались. Если, брат, уцелеем, то любую мечту поймаем за хвост.
— Да-а, жизнь — это счастье… Тьфу-тьфу, чтоб обратно не сглазить, везет нам с тобой, Осьмушка!
Над деревьями вдруг взлетела желтая ракета, описала, оставляя дымчатый след, большую дугу и погасла. Все мгновенно опять погрузилось во тьму. Всхрапнули испуганные лошади.
Отряд остановился. Давлят и Гуреевич стали ждать донесение от дозорных. Было тихо, так тихо, что услышали крик далекой совы…
Куда подевался Андреич с товарищами? Неужели угодили к немцам? Но как? Когда? В каком состоянии? Эти вопросы не давали покоя многим бойцам. Даже те, кто два дня сражался с ними бок о бок, не могли ответить, каким образом их не стало рядом.
И сам Андреич, который оказался в плену — сидел с товарищами в каком-то темном, сыром подвале, — все время возвращался мыслью к тому, из-за чего они попались. Они хотели сделать как лучше, думали зайти фрицам во фланг и внезапным огнем обратить их в бегство. Уже начинало смеркаться, замысел должен был удаться. Но когда пробрались и залегли в лощинке, изготавливаясь к стрельбе, на него вдруг свалился кто-то тяжелый и схватил за горло. Он силился вырваться — не сумел. Набежали еще солдаты, скрутили его, связали и, что-то лопоча, потащили, как куль, в свой штаб. Таким же образом взяли и Максаева, и Горячева.