Это были обидные мысли о собственном бессилии и непригодности к военной службе. Давляту казалось, что ноша не по плечу ему: не выдержит и суровой дисциплины, и тяжести занятий, которые день ото дня становятся все интенсивнее и насыщеннее, требуя не просто упорства и выносливости, а и быстроты реакции, сообразительности. «Вот этой сообразительности мне и не хватает, тупой я, безнадежно тупой!» — думал Давлят, вновь и вновь спрашивая себя, как же можно было так опростоволоситься на посту.
Он поднялся с постели угрюмый, не расшевелили его ни физзарядка, ни умывание студеной водой. Тухтасин Ташматов спросил: «Что, не выспался?» — он промолчал. А старшина насмешливо сказал:
— С вашей тонкой натурой, товарищ курсант Сафоев, успеха в военном деле не добиться. Пока не поздно, можно выбрать что-нибудь другое.
Он сказал это перед строем, и Давлят опустил голову, стиснул зубы. Все, сказал он себе, решено, и в первую же свободную минуту написал рапорт на имя начальника училища с просьбой отчислить.
Но начальник училища дал знать о рапорте майору Тарасевичу, и старый друг Максима Макаровича Мочалова в тот же вечер пришел в училище.
— Так, значит, комиссар-заде? — спросил он, уединившись с Давлятом в небольшой классной комнате. — Разве об этом мы договаривались?
Давлят помолчал, затем, вздохнув, коротко рассказал о случившемся и прибавил, что решение его бесповоротно: раз не пригоден к военной службе, то лучше бросить ее, чем терпеть позор и слышать попреки да насмешки.
Тарасевич укоризненно покачал головой.
— Во-первых, ни я, ни даже маршалы не родились военными. Все приходит со временем, были бы сознание долга и сила воли. Ну, а во-вторых, скажи мне: после споров с Оксаной Алексеевной и после той твердости, которую мы сообща проявили, разве тебе не стыдно будет возвращаться в семью, по существу капитулировав перед первыми трудностями?
Давлят думал и об этом, живо представляя картину своего возвращения в Сталинабад. Стыдно, конечно… Укоряющий взгляд Максима Макаровича, пожалуй, будет хуже ста насмешек старшины. А Наташа и Шура, что скажут они? Оксана Алексеевна хоть и обрадуется его приезду, но когда узнает, из-за чего, тоже навряд ли похвалит. Да, стыдно, ох, как стыдно, но что же делать?
Давлят еще ниже опустил голову. Майор Тарасевич сказал:
— Сознаешь, значит?.. Вот твой рапорт, лучше разорви его и выброси. Хочу также напомнить, что в свое время мы с твоим отцом были боевыми товарищами и до сих пор гордимся им. Нам бы, мне и Максиму Макаровичу, хотелось гордиться и его сыном.