В течение восьми месяцев нахождения у власти (март — октябрь 1917 года) Временное правительство во главе с Керенским стремительно теряло популярность. В глазах солдат его власть означала продолжение бойни под лозунгом «Война до победного конца!». В глазах офицеров это были безумцы, разрушившие армейскую дисциплину, выпустившие «Приказ № 1», позволявший рядовым привлекать к суду своих командиров и судить их. Для малых народов, мечтавших о независимости, министры, сидевшие в Зимнем дворце, были ничем не лучше царских министров. Для участников Корниловского мятежа (август — сентябрь 1917 года) социалист Керенский был ничем не лучше большевиков, которых он вооружил для защиты Петрограда от подступавшего Казачьего корпуса.
Поэтому Октябрьский переворот, устроенный большевиками под эгидой Съезда Советов рабочих и солдатских депутатов, не вызвал серьeзного сопротивления. Многие в России возлагали надежды на приближавшиеся выборы в Учредительное собрание, которое должно было выработать конституционные основы нового государственного здания. Однако результаты этих выборов явидись шоком для культурного россиянина той поры. 41 % мандатов получили эсеры, то есть партия, двадцать лет занимавшаяся террором, требовавшая отмены частной собственности на землю и проведения множества реформ чисто социалистического толка. В союзе с другими малыми партиями эсеры легко могли стать доминирующей силой в Учредительном собрании. Поэтому разгон его, произведeнный большевиками в январе 1918 года, вызвал лишь слабые протесты в провинции и несколько демонстраций в столицах.
Задачей номер один для новых правителей России был выход из войны. Троцкий приехал в Брест-Литовск вести переговоры с представителями германского Генштаба о сепаратном мире. Подъезжая к городу, он мог увидеть своими глазами, что на русской стороне фронта окопы практически опустели — дезертирство было повальным. Тем не менее он дерзко выдвигал то одни, то другие условия, совершенно неприемлемые для немецкой стороны. Например, он требовал включить в договор пункт, запрещающий переброску германских войск с восточного фронта на западный. Конечно, немцы отказались.>[29]
Переговоры закончились диковинным гибридом — «ни мира, ни войны». «Мы распускаем армию, но мирный договор не подписываем», — объявила большевистская делегация. В этом, конечно, был свой политико-пропагандный расчeт: солдатская масса, получив демобилизацию от новой власти, должна была сильно качнуться в еe сторону. Многие члены большевистского Политбюро также возлагали преувеличенные надежды на наступление мировой революции. Эти надежды подогревались большой стачкой в Австрии, усилением коммунистических движений в Финляндии, Венгрии, Баварии.