Там что-то было. Живое что-то медленно выползало, а вернее, выплывало из тёмного отверстия наружу и так же медленно растекалось во все стороны одновременно, всё шире и шире, заполняя собой площадку, зловещее, оранжево-красное. Снова грянула откуда-то сбоку ликующая варварская музыка, а Стив вдруг понял, что это такое выползает медленно из чёрного, таинственного отверстия. Это было, ни что иное, как одна из тех жутких оранжевых тварей, которые повстречались воинам вчера на дороге. Правда, на этот раз оранжевая тварь была поистине гигантских размеров.
Вот она заполнила собой уже большую часть площадки и всё продолжала и продолжала увеличиваться, а Стив понял вдруг, почему на площадке этой начисто отсутствует всякая растительность. Гномы-жрецы, пятясь, почти достигли уже пылающей окружности костров и остановились, немного до этой окружности не дойдя. Они выставили вдруг жезлы навстречу оранжевой твари, а тварь упрямо ползла и ползла вслед за ними… но, коснувшись пучков сверкающих перьев, она вдруг остановилась и даже попятилась немного. Тогда жрецы одновременно вскинули вверх жезлы, и по этому сигналу музыка вновь смолкла. По серой толпе гномов снаружи пробежало непонятное какое-то волнение, в одном месте толпа эта даже чуть подалась назад… потом из-за костров на площадку вытолкнули четырёх человек со скрученными за спиной руками. Стив присмотрелся и с трудом, не сразу, узнал вдруг в этих босых, оборванных и жестоко избитых пленниках своих боевых товарищей. Впрочем, один из четырёх, толстяк Люк, выглядел ещё более- менее сносно. Он был даже обут, одежда его была сравнительно целой, да и следов насилия, кроме багровой ссадины на виске, на теле Люка не наблюдалось. Зато остальные…
Рядом с Люком находился воин, владевший языком гномов. Окровавленная одежда его превратилась в лохмотья, лицо было изуродовано до неузнаваемости. Узнал же его Стив только по одной-единственной, индивидуальной примете, на голове воина, среди густых, чёрных как смоль волос, ярко выделялась на темени одна совершенно белая прядь.
Следующего, столь же изуродованного воина Стив узнал лишь по перевязанной правой руке: вчера утром он сам делал эту перевязку. И, наконец, последним стоял высокий воин и быть он мог только… неужели это сам Гаай?!
Весь избитый и окровавленный, Гаай не производил, тем не менее, жалкого впечатления. Голова его по-прежнему была высоко поднята — прочие же пленники стояли, низко понурив головы — плечи широко расправлены. Всем видом своим предводитель, казалось, хотел подчеркнуть полное своё пренебрежение и к окружающим его многочисленным врагам, и к той страшной участи, которая, судя по всему, его ожидала.