Закон гостеприимства гласил, что нас должны встречать элем и тазиками с водой для омовения рук, однако, принимая во внимание нашу многочисленность, я сомневался, что подобные почести распространятся на всех. Даже так управляющему полагалось найти наших вождей и поприветствовать их, но вместо этого из двери, ведущей на помост, вышел худощавый мужчина в черном и стукнул жезлом по дощатому полу. Потом нахмурился, глядя на нас, и стукнул снова. У него были черные сальные волосы, плотно прилегавшие к голове, надменное лицо и короткая, тщательно подстриженная бородка.
– Владычица Дунхолма скоро выйдет, – объявил он, когда в зале установилась тишина. – Ждите!
Орвар сделал шаг вперед.
– Моим людям нужны пища и кров! – провозгласил воин.
Худой впился глазами в пожилого норманна.
– Это ты тот, кого зовут Орвар? – спросил он после долгой паузы.
– Мое имя Орвар Фрейрсон, и мои люди нуждаются…
– В пище, ты уже сказал. – Тощий обвел взглядом всех прочих из нас, и физиономия у него стала кислой. – Когда владычица Дунхолма выйдет, вы падете на колени. – Он пожал плечами. – Вас так много! И вы так воняете!
Он удалился тем же путем, которым пришел, и стражи на помосте обменялись ухмылками.
Народу в зале прибывало, кто-то проталкивался через нас, другие пользовались боковыми дверями. В итоге под высокой крышей набралось сотни четыре людей. Сигтригр озадаченно посмотрел на меня, но я лишь пожал плечами. Я не понимал, что происходит, но знал: Бринкэтил должен был сообщить о нашем прибытии и Брида вот-вот выйдет. Я потихоньку протиснулся в передний ряд, поближе к Стиорре, которая стояла около Орвара, держа за руку дочь.
В этот момент загремел барабан.
Один удар, громкий и неожиданный. Все, кто пришел после нас и знал, как себя вести, бухнулись на пол.
Барабан загремел снова. Один размеренный удар за другим. Зловещий, ровный и безжалостный ритм – сердцебиение судьбы.
Мы опустились на колени.
Стоять остались только стражники.
Барабан не унимался. Сам он размещался в комнате за залом, но по звуку я распознал один из тех обтянутых козьей кожей чанов, которые так тяжелы, что на войну их приходится везти на повозке. Потому-то их нечасто услышишь на поле битвы, но если уж они там, то их басовитый, пробирающий до печенок звук способен вселить во врага ужас. Ритм был медленный, и каждый зловещий удар успевал стихнуть, прежде чем прогремит следующий. Промежутки между ударами становились длиннее, и дошло до того, что мне казалось, будто барабанщик переставал бить, но потом удар раздавался снова. Мы не спускали глаз с помоста, ожидая появления Бриды.