К отцу Сеолноту присоединился его брат-близнец; пара взобралась на площадку и с благоговейным выражением на уродливых физиономиях стала глядеть на юг.
– Какой святой человек! – заявил Сеолнот.
– Следует распахнуть ворота! – настаивал Сеолберт. – Почему ворота закрыты?
– Потому что я не давал приказа открывать их, вот почему! – буркнул я. Ворота держали запертыми.
Причудливая процессия пересекла реку и подошла к стенам. Дети размахивали драными ивовыми ветками в такт песнопению, но ветви начали опускаться, а песня смолкла, когда шествующие уперлись в наполненный водой ров и поняли, что дальше пути нет. Воцарилась полная тишина, и молодой священник, проложив себе дорогу через белый хор, выступил вперед и обратился к нам.
– Ворота! Открывайте ворота!
– Ты кто? – спросил я в ответ.
Поп возмутился:
– Отец Леофстан едет!
– Кто?
– О Иисус милосердный! – раздался за спиной голос Сеолберта.
– Отец Леофстан! – повторил молодой. – Отец Леофстан – это ваш…
– Тихо! Молчи! – скомандовал тощий поп, едущий верхом на осле.
Поп был такой длинный, а ослик такой маленький, что ноги наездника волочились по дороге.
– Воротам следует быть закрытыми, – обратился он к рассерженному молодому священнику. – Ибо поблизости язычники! – Он почти свалился с осла, потом заковылял по дощатому мосту через ров и поднял к нам улыбающееся лицо. – Приветствую вас, во имя Бога живого!
– Отец Леофстан! – откликнулся Сеолнот и замахал.
– Ты кто? – спросил я.
– Леофстан, слуга Божий, – ответил тощий. – А ты, верно, лорд Утред?
Я кивнул в ответ.
– Лорд Утред, я смиренно прошу разрешения войти в город, – продолжил Леофстан.
Я обвел взглядом одетый в лохмотья хор, потом беспорядочную толпу и вздрогнул. Леофстан терпеливо ждал. Он был моложе, чем я ожидал, с широким бледным лицом, полными губами и темными глазами. И улыбался. У меня создалось впечатление, что он всегда улыбается. Прелат терпеливо ждал и все так же с улыбкой смотрел на меня.
– Кто эти люди? – осведомился я, указывая на отребье, следовавшее за ним.
Это и было настоящее отребье. Ни разу в жизни мне не приходилось видеть столько людей в лохмотьях. Насчитывалось их, наверное, около сотни: калеки, горбуны, слепцы, кучка мужчин, явно спятивших, и женщин, которые тряслись, лопотали что-то и брызгали слюной.
– Лорд Утред, эти крошки, – Леофстан положил руки на плечи двоим из детей, – сироты, которые доверены моей скромной заботе.
– А остальные? – Я кивнул в сторону бормочущей толпы.
– Чада Божьи! – с восторгом ответил Леофстан. – Увечные, хромые и слепые! Нищие и отверженные! Они голодны, наги и одиноки! Все это чада Божьи!