Олдермен задумался, глядя на корабли. Если мы атакуем, скорее всего, это произойдет на южном склоне холма – столкновение лоб в лоб с войском Уббы, клин на клин, наши десять сотен против их двенадцати. Сначала у нас будет преимущество, поскольку воины Уббы рассыпаны вокруг холма и потребуется время, чтобы собрать их и построить, а мы за это время глубоко продвинемся в их лагерь. Но датчан будет становиться все больше, нас остановят, окружат, и начнется жестокая резня. И в этой резне у них будет численный перевес; они обогнут наши фланги, зайдут в тыл, туда, где стоят люди, вооруженные серпами, и тогда нас всех ждет смерть.
Но если я спущусь с холма и начну жечь корабли, датчане кинутся на берег, чтобы меня остановить, и окажутся на узкой полоске земли. Если же ко мне на помощь явится сотня человек под командованием Леофрика, мы сможем продержаться до тех пор, пока Одда зайдет датчанам в тыл, и тогда смерть ждет датчан, зажатых между моим отрядом и войском Одды, между рекой и болотом. Они окажутся в капкане, как нортумбрийская армия под Эофервиком.
Только у холма Эска проиграла та сторона, которая первой разделила силы.
– Это может получиться, – сказал Одда задумчиво.
– Дайте мне пятьдесят человек, – повторил я, – молодых.
– Молодых?
– Им придется бежать с холма, – пояснил я. – Очень быстро. Им необходимо добраться до кораблей раньше датчан, и сделать это надо на рассвете.
Я говорил с уверенностью, которой не ощущал. Потом замолчал, ожидая согласия Одды, но он тоже молчал.
– Выиграйте эту битву, лорд, – я назвал его лордом не потому, что ему подчинялся, а потому, что он был старше, – и вы спасете Уэссекс. Альфред вас не забудет.
Олдермен немного подумал – и, наверное, мысль о королевской награде убедила его, потому что он кивнул.
– Ты получишь пятьдесят человек.
Равн дал мне множество советов, и все они были хороши, но сейчас ночной ветер принес воспоминание только об одном из них, самом первом, том, который я никогда не забывал.
Никогда, сказал он в первую нашу встречу, никогда не сражайся с Уббой.
* * *
Пятьдесят человек привел шериф Эдор, суровый, как Леофрик, и тоже участвовавший в настоящих сражениях. Его излюбленным оружием оказалось обрезанное охотничье копье, хотя на поясе болтался и меч. Копье, пояснил он, достаточно тяжело, чтобы пронзить кольчугу или даже проломить щит.
Эдор, как и Леофрик, принял мой план без возражений. Тогда я даже не думал, что кто-то может мне возразить, но теперь, оглядываясь назад, удивляюсь тому, что план всей битвы под Синуитом был придуман двадцатилетним юнцом, который ни разу в жизни не бывал в настоящем сражении. Но я был силен, я был лордом, вырос среди воинов и отличался нахальной самоуверенностью человека, рожденного для войны. Я – Утред, сын Утреда, сына Утреда, и мы не смогли бы удержать земли Беббанбурга, если бы проливали слезы над алтарями. Мы были воинами.