Я уже полз у берега, откуда оглядел широкий Сэферн, но не увидел ничего, кроме дрожащей воды, залитой лунным светом. Море было похоже на пластину кованого серебра. Начался прилив, илистая полоса берега сужалась. «В Педредане должны водиться лососи, – подумал я, – лососи, уходящие обратно в море с отливом». Я снова прикоснулся к мечу. Я находился уже рядом с узкой полосой твердой земли, на которой стояли рыбацкие хижины, где ждали часовые. Нога продолжала дрожать. Меня тошнило.
Но слепой Хёд помогал мне. Часовые у кораблей оказались не лучше своих товарищей на лугу, да и о чем им было беспокоиться? Они стояли дальше от холма, они не ждали никаких неприятностей; вообще-то, они были здесь просто потому, что датчане никогда не оставляют свои корабли без присмотра. Почти все часовые разбрелись по хижинам спать, у догорающих костров оставалось лишь несколько человек. Они сидели неподвижно, скорее всего, тоже спали, хотя один ходил вдоль ряда судов.
Я встал.
Я крался в темноте уже на территории датчан, за постами часовых. Развязав плащ, я снял его, стер грязь с кольчуги и, не таясь, пошел к кораблям. Прочавкав сапогами по последним метрам болота, я встал у крайнего корабля, бросил шлем в тень и дождался, пока идущий вдоль берега датчанин обнаружит мое присутствие.
И что же он увидел? Человека в кольчуге, лорда, хозяина корабля, датчанина: я прислонился к носу корабля и уставился на звезды. Сердце тяжело колотилось в груди, нога дергалась, и я подумал, что если этим утром погибну, то хотя бы снова окажусь рядом с Рагнаром, буду вместе с ним в пиршественном зале Валгаллы. Правда, некоторые верили, что, если человек погиб не в бою, он отправляется в Нифльхейм, пронзительно холодный ад северян, где чудовищная богиня Хель бродит в тумане, а отвратительный змей Нидхёгг пожирает на морозе мертвецов; но я был уверен, что все сгоревшие тогда в большом зале отправились в Валгаллу, а не в Нифльхейм. Конечно же, Рагнар должен быть вместе с Одином… И тут я услышал шаги датчанина и улыбнулся ему.
– Холодное утро, – сказал я.
– Точно.
Это был пожилой человек с седой бородой, он явно удивился моему внезапному появлению, но ничего не заподозрил.
– Все тихо, – сказал я, кивнув головой на север, делая вид, будто пришел от часовых со стороны Сэферна.
– Они нас боятся, – отозвался он.
– Так и должно быть. – Я притворно зевнул, оттолкнулся от корабля, сделал пару шагов, словно разминая затекшие ноги, потом сделал вид, будто заметил у кромки воды собственный шлем. – А это еще что?
Часовой клюнул на приманку, вошел в тень корабля и наклонился над шлемом, и тогда я выхватил нож, шагнул к нему и погрузил лезвие в его горло. Я не резал, а просто всадил нож и повернул, одновременно толкнув датчанина вперед, лицом в воду, и держал его там, чтобы он захлебнулся, если не истечет кровью. Все это заняло много времени, больше, чем я ожидал, но убить человека непросто. Он какое-то время отбивался, мне казалось, что шум возни вот-вот привлечет внимание часовых у ближайшего костра, но костер горел шагах в пятидесяти от нас, и волны плескались достаточно громко, чтобы заглушить предсмертные хрипы. Я убил датчанина, и никто об этом не узнал, только боги видели его смерть. Когда его душа отлетела, я выдернул нож, надел шлем и снова прислонился к носу корабля.