— Благодарю вас… Это тяжелый удар, но я сумею его перенести… Я не увижусь с ней более… Ее крестный отец, видимо, догадался, кто я… этим объясняется его вежливый, но категорический отказ…
— Ты, значит, не поедешь в Сибирь? — спросил обрадованный Звегинцев.
— Ничуть… Поеду и очень скоро… Сделать невозможным для себя неисполнение долга, значит, не исполнить его… Мой долг — забыть ее… Я это сделаю, даже живя с ней по соседству…
Через три недели после этого разговора Сабиров выехал обратно в Сибирь, с расчетом попасть на первый пароходный рейс от Тюмени.
Этим роковым, как ему, по крайней мере, казалось, открытием объяснялось угнетенное состояние духа Бориса Ивановича Сабирова.
На другой день по прибытии в Завидово, в занимаемую им по отводу комнату, в доме зажиточного крестьянина, вошел ниший Иван.
— Здравствуйте! — приветливо поздоровался он с Сабировым, встретившим его с нахмуренным лицом.
Гость заметил это.
— Али я не в час пришел?
— Нет, ничего! Здравствуйте! — нехотя отвечал Борис Иванович.
— Как съездили?.. Что узнали?..
— Съездил благополучно… А узнал то, чего не ожидал… Узнал то, что красноречивее всех предупреждений, как твоих, так и крестного отца Татьяны Петровны, объяснило мне, что мужем ее я быть не могу…
— Что так? Мне что-то невдомек… Бумажку-то при вашей матери нашли?
— Нашли!
— И что же, как она в ней прописана?
— Марья Петровна Толстых…
Сабиров произнес это с расстановкой и особым ударением на каждом слове; он полагал, что его гость будет поражен, как громом, этим открытием, а, между тем, очередь поразиться наступила для него самого.
По лицу нищего разлилась радостная улыбка.
— А! — воскликнул он… — Значит, я не ошибся! Сердце — вещун, оно подсказало мне, что вы именно и есть сын Марьи Петровны.
— Как, ты догадывался об этом и все-таки обнадежил меня тем, что Татьяна Петровна будет моей женой?
— Бумажка-то с вами? — вместо ответа спросил нищий.
— Со мной, со мной! Но не в этом дело… Отвечай мне на мой вопрос… Могу я быть мужем Татьяны Петровны Толстых?..
— Теперь это вне всякого сомнения…
— Значит, моя мать не родственница Петру Иннокентьевичу Толстых?
— Она его родная дочь!
— Ты смеешься надо мной, старик, как же я могу жениться на сестре моей матери, на своей родной тетке…
— Казалось бы, это и нельзя… только Татьяна-то Петровна вам теткой ни с какого бока не приходится… — улыбнулся нищий.
— Объяснитесь, я ничего не понимаю…
— Она не дочь Петра Иннокентьевича… и даже не родня ему.
— Ты воскресил меня, старик! — бросился Сабиров, как сумасшедший, обнимать своего гостя…
Они три раза крепко поцеловались.