— Я не понимаю вас, барышня, вы, верно, не знаете, в какое отчаяние приведут его эти слова…
— Что делать… Мне тяжело самой, но я не могу дать ему другого ответа… Если ты не хочешь исполнить мою просьбу, то я пошлю ему письмо в Завидово с нарочным…
— Позвольте, барышня, мне старику, вам дать совет. Не спешите писать ему такой печальный ответ… Его жизнь и так несладка теперь и без вашего тяжелого удара… Подумайте об этом и подождите…
— Но я должна написать ему, слышите, должна… — с сердцем сказала она.
— Значит, вы его не только теперь не любите, но и никогда не любили…
— Разве я имею право любить? Разве я смею любить? — простонала она.
Старик наблюдал за ней внимательно, и невыразимый ужас отражался на его лице.
— Бог мой! — сказал он дрожащим голосом. — Что вы говорите? Что же такое случилось с вами?
— Ах, я очень, очень несчастна… — проговорила она, неудержимо рыдая.
— Несчастна! Вы несчастны?! — вскричал старик, и глаза его засверкали. — Кто виноват в этом? Скажите, я сумею защитить вас и от ваших домашних…
— Мне не за что на них жаловаться… Они, напротив, сделали все, чтобы меня утешить.
— Так почему же эти слезы, это отчаяние!
— Иван! — сдерживая слезы, начала она. — Не знаю почему, но я имею к тебе особое доверие… Тебе я скажу все. Я узнала вчера, что я не дочь Петра Иннокентьевича.
Старик побледнел, как мертвец.
— Кто сказал вам это?
— Его племянник, Семен.
— И Гладких не раздавил, как червяка, эту гадину?
— Его больше здесь нет, его выгнали.
— Так это правда… Вы не дочь Толстых?
— Я не дочь его.
— А не сказал вам, — боязливо продолжал Иван, — этот Семен, который так много знает, кто ваш отец?
— Да.
— Кто же?
— Иван, ты будешь поражен…
Старик дрожал, как в лихорадке.
— Моего отца звали Егором Никифоровым… Более двадцати лет назад, он был осужден за убийство и сослан в каторгу… я дочь убийцы, дочь каторжника.
Крик ужаса вырвался из груди старика.
— Понимаешь ты теперь, почему Борис Иванович не должен даже думать обо мне… почему я не смею никого любить. Понимаешь!
Она снова зарыдала.
Старик чувствовал, как сердце его разрывалось на части, но молчал, подавленный всем слышанным.
— Но разве Иннокентий Антипович вам не сказал?.. — боязливо начал он.
— Что бы он мог мне еще сказать.
— Я… я не знаю… Но он мог бы вам, например, рассказать, при каких обстоятельствах было совершено убийство…
— К чему мне это знать?
— Все-таки…
— Мне, впрочем, хотелось бы узнать еще кое-что, и мой крестный обещал рассказать мне впоследствии печальную историю моего отца и моей матери…
— Обещал?..
— Да…
С каким бы наслаждением старик сказал ей: «Твой отец не был виновен… Ты дочь невинно осужденного, который за другого понес наказание и уже отбыл его… Твой отец здесь, перед тобою».