Я посмеялся над этим предложением и унизил Вальдере, но я знал, что это опасный и опытный воин, много раз проливавший кровь в битвах со скоттами-мародерами. Как и я, он был в медвежьем плаще, а слева свисал тяжелый меч. Его плоское лицо обрамлял железный шлем, увенчанный орлиным когтем. Короткая седая борода, угрюмые серые глаза, а рот — просто широкая прорезь, не созданная для улыбок. У него на щите красовался такой же символ, как и у меня: серая волчья голова. Это символ Беббанбурга, и я никогда не отказывался от него. Вальдере поднял руку в перчатке, чтобы остановить следовавших за ним воинов, и пришпорил лошадь, приблизившись ко мне на несколько шагов.
— Ты пришёл сдаться? — спросил он.
— Позабыл твое имя, — сказал я.
— Обычно дерьмо выходит у людей из задниц, — отозвался он, — а у тебя прямо изо рта.
— Мать родила тебя через задницу, — сказал я, — от тебя до сих пор несет дерьмом.
Оскорбления — привычное дело. Нельзя наброситься на врага, перед этим его не обругав. Мы поносим друг друга, а потом деремся, хотя я сомневался, что сегодня понадобится обнажать мечи. Но нужно хотя бы сделать вид.
— Я сосчитаю до двадцати, и мы атакуем, — грозился Вальдере.
— Но я пришел с миром, — я помахал веткой.
— Я сосчитаю до двухсот, — ответил Вальдере.
— Но у тебя же только десять пальцев, — вмешался сын, и мои воины захохотали.
— До двухсот, — гаркнул Вальдере, — а потом я засуну эту ветвь мира тебе в задницу.
— А ты кто такой? — обратился я к человеку, поднимающемуся по склону к Вальдере.
Я посчитал его предводителем чужаков. Он был высоким и белокожим, с копной соломенного цвета волос, забранных с высокого лба назад, на спину. Одет богато, на шее золотое ожерелье, на руках — золотые браслеты. Пряжка на ремне тоже из золота, золотом сияла и крестовина на рукояти меча. Ему было, наверное, лет тридцать. Широкоплечий, лицо вытянутое, очень светлые глаза и татуировки драконьих голов на щеках.
— Назови своё имя, — потребовал я.
— Не отвечай! — рявкнул Вальдере. Он говорил по-английски, хотя я задал вопрос по-датски.
— Берг, — сказал я, не сводя глаз с чужака, — если этот говнюк перебьет меня еще раз, я сочту, что он нарушил перемирие, и ты можешь его убить.
— Да, господин.
Вальдере насупился, но промолчал. Мы превосходили их числом, но пока мы топтались на лугу, прибывало всё больше чужаков, и все с щитами и оружием. Скоро их станет больше, чем нас.
— Так кто ты такой? — снова спросил я.
— Меня зовут Эйнар Эгилсон, — гордо ответил он, — люди называют меня Эйнар Белый.
— Ты норвежец?
— Да.
— А я Утред Беббанбургский, — сказал я. — И люди меня называют по-разному. Больше всего я горжусь именем Утредэрв. Это значит Утред Нечестивый.