— Что делать? — спросил я наконец.
— Подумаем. Пока что попоем.
Мы пели примерно с час. То один, то другой из нас припоминал новые песни. В перерыве между одной и другой Зорин вскользь спросил меня:
— Предохранитель самозащиты можно выключить, верно?
— Только не на расстоянии, — возразил я.
Мы снова пели. Иногда Зорин прислушивался. Потом он встал и оглянулся в поисках скафандра.
— Ты хочешь идти туда? — спросил я.
Он молча кивнул, всовывая ноги в шейное отверстие скафандра. Потом схватил серебристый материал у ворота и, подтягивая его кверху, пробормотал:
— Хорошо еще, что у нас-то предохранителей нет…
— Подождем еще… — начал я, бессильный перед его решимостью.
— Нет. Работа может подождать, а вот антенну исправить нужно. — Он проверил затяжки на плечах, поднял с пола шлем, взял его под мышку и направился к двери.
«Как будто меня тут нет», — мелькнуло у меня в голове. Ощущение нерешительности и беспомощности исчезло, меня охватила какая-то холодная ярость. «Я и сам не хуже», — подумал я, поспешно надевая второй скафандр. Когда я вышел в шлюз, кончая подтягивать ремни, он стоял уже у рычагов выходной двери. Услышав мои шаги, он обернулся и застыл с рукой на рукоятке. Я плотно закрыл внутреннюю дверь, задвинул засовы и встал с ним рядом.
Потолочная лампочка слабо освещала нас обоих — две серебряные фигуры посреди темных металлических стен.
— Что это значит? — спросил он наконец.
— Иду с тобой.
— Это бессмысленно!
— Не думаю.
Он секунду стоял не двигаясь, потом засмеялся по-своему — почти беззвучно — и взял меня за руку. Я противился, чувствуя, что он хочет переубедить меня.
— Слушай. — Он понизил голос. — Ты помнишь, для чего нас послали сюда?
— Помню.
— «Гея» может не вернуться.
— Знаю.
— Кто-то должен остаться, чтобы достроить станцию.
— Хорошо, но почему идешь ты, а не я?
— Потому, что я лучший механеврист, чем ты.
На это мне было нечего ответить. Он взялся за рычаг, но еще раз обернулся ко мне.
— Ты пойдешь, — сказал он, — если мне не удастся. Ладно?
— Ладно. — ответил я, удивленный прямотой этого разговора. — Я буду поддерживать связь с тобой по радио, — добавил я.
Он молча перевел рычаги. Раздался свист воздуха, всасываемого внутрь камеры. Шлюз опорожнялся, стрелка манометра медленно падала к красному нулю, поколебалась над ним и легла на упор шкалы. Зорин нажал на большие рычаги выходного клапана. Тот не открылся. Он проворчал что-то и надавил сильнее. Дверь дрогнула, но еще противилась. Я нажал плечом; она медленно приоткрылась, и к нашим ногам хлынула струя сыпучего песка.
Наконец дверь открылась. Зорин приподнял правую руку, сказал: «Пока!» — и исчез из виду так быстро, что я даже не заметил, в какую сторону он пошел. Я высунулся в полуоткрытую дверь и только тогда увидел его: он шел уже метрах в пятнадцати от меня, погружаясь почти до половины бедер в сыпучий песок, переливавшийся вокруг его ног при каждом шаге. Я огляделся, ища вдалеке купол атомного котла, так как там же находилось и укрытие автоматов. И вдруг я вздрогнул: в темноте сверкнула короткая молния, за нею еще три-четыре послабее… Метеориты!