…Нависая над столом вонючей глыбой, Выморков чинно отпил из блюдца и спросил:
– Что за ягода?
– Гонобобель, – немедленно ответил Вавилосов.
– Похвально, – пробасил пилигрим и покрыл вареньем огромный ломоть хлеба.
Брон поежился, следя, как исчезает в бороде бутерброд. Рваная краюха, похожая на богато разукрашенную похоронную ладью, нырнула в грот, жадный до подношений.
Устин занес над стопкой графинчик, но Выморков прикрыл ее медвежьей лапой.
– Не употребляю, – сказал он рассеянно, привлеченный вареньями и соленьями.
Ши ковыряла вилкой кусок сыра.
– Что, Брат Ужас, – усмехнулась она, – плохо твое дело?
– Угу, – кивнул от, склоняясь над тарелкой.
– А что же твой небесный покровитель – молчит?
– Молчит, – прогудел брат Ужас. – Мне б каплю его силы… Бедный я человек!.. Но все мы изменимся.
Тем временем Брон вступил в беседу с третьим гостем, пришедшим только что. Это был невзрачный молодой человек, чрезвычайно подтянутый и аккуратный. У него было очень бледное одутловатое лицо с узким, почти безгубым ртом; человек назвался фамилией: Холомьев.
– По-моему, я где-то вас видел, – задумался Познобшин, вертя тупой столовый нож.
– Это вполне вероятно, – с готовностью отозвался Холомьев. – Наверно, во время рейда. Я исходил этот город вдоль и поперек.
– Во время рейда? – не понял Брон.
Ши вмешалась в разговор:
– На нем наверняка была форма, вспомни. Гимнастерка, сапоги и нарукавная повязка.
Брон ударил себя по лбу:
– Точно!.. Такая красная с черным… Я еще подумал, что какая-то новая партия.
– Пока еще нет, – сказал Холомьев строго и коснулся узла галстука как бы с желанием ослабить, но узел остался, как был.
– Я тебе скажу, – Ши допила остатки из стакана и подожгла сигарету. Он был членом организации, которая утверждает жизнь активным способом. Забавно, что аббревиатура тоже звучит как "ужас", – она покосилась на Выморкова, который важно хлебал чай. – Они объявили войну мертвецам, а заодно и всему, что с ними связано – похоронным конторам, церковным обрядам, кладбищам… перспективное дело, да?
– Перспективное, – подтвердил Холомьев. – Но половинчатое.
– То есть?
– Я от них ушел, – вздохнул молодой человек, беря двумя пальцами соленую соломку. Откусив, он озабоченно уставился вдаль. – Во первых, к смерти, которую они честят на все лады, приводит именно жизнь. Так что жизнь мне тоже разонравилась. Я хотел бы сделаться энергетическим процессом… бесплотной силой… пустые мечты, я знаю, но… – Холомьев развел руками.