Маат, недавно получивший пенсию, расщедрился и взял себе импортного пива. Отхлебнув, выругался: оно было лучше родного, а значит – сложнее. И он, получалось, изменял самому себе. Отказываться было поздно, он начал медленно тянуть пиво в ожидании собеседника.
Лысый, с бутербродным лицом словоохотливый человек лет пятидесяти составил ему компанию часа через полтора. За всё это время Маат опорожнил четыре бокала, слегка раскраснелся и стал проявлять слабые признаки неусидчивости. Отлить он ходил, но ожидание затягивалось. Паутина победоносно дрогнула, когда лысый опустился на лавку, и Маат машинально пригладил жесткие волосы.
– По стошечке? – подмигнул человек. Маат выставил лопату-ладонь:
– Не сегодня. Лысый сник.
– Но я угощаю, – Маат вдруг улыбнулся, и улыбка была неожиданно лучезарной, лопающейся от переизбытка света.
Собеседник изумленно отпрянул:
– Благодарствуйте, но с какой стати?..
– У меня особенный день, – доверительно подался к нему Маат. – Могу накатить пивка, но чего крепче – ни-ни. А душа тем временем поет, хочет праздника.
Человек напротив растерянно и радостно пожал плечами.
– Что ж…
Маат тяжело встал, прошел к стойке, вернулся с парой пива и толстым стаканчиком.
Новый знакомый, как только Маат уселся на место, протянул ему руку:
– Егор.
– Николай, – тот, слегка переигрывая в изображении старческой немощи, которую и сам не понимал, к чему показывал, ответил на рукопожатие с охами и вздохами.
– Будем, Егор, – Маат приподнял бокал.
Мужчина опрокинул в себя стаканчик натренированным жестом, и Маат отметил про себя, что нельзя давать этому человеку напиться. Малые дозы спиртного обостряют восприятие, приоткрывают врата, впускают демонов и ангелов, между которыми нет большой разницы. И те, и те не ведают человеческого; сложны, но статичны, Маату не по зубам. Большие же дозы срывают створки, и в проем врывается сама простота, недифференцированная лавина. Результат отменный, но недолговечный, требующий многократного повторения; Маат предпочитал ювелирную работу с последовательным вышибанием опор.
– Как живешь-то, Егор? – спросил он тяжко и тихо. Егор вскинул брови, преувеличенно раскинул руки:
– Да всё как-то знаешь живу, Николай. Вот живу себе и не знаю, к чему это всё.
– И я не знаю, Егор. Давай посмотрим вместе.
– На что посмотрим? – Тот наморщил лоб, стараясь проникнуть в смысл сказанного.
– А вот на это, – в заскорузлых пальцах Маата качалась латунная гайка. Легкое направляющее движение – и гайка пошла аккуратно, как маленький маятник.
– Смотри внимательно, ничего не говори, я потом объясню, – Маат, удерживая цепочку, свободной рукой полез по карманам и выложил на стол коробки.