Я подхватил Лизу на руки, Петра же поднялась сама, лишь только вцепилась в меня, стараясь не потерять равновесие.
Мы медленно вышли из комнаты. Я баюкал Лизу, она уютно устроилась в моих объятиях, еще не полностью пришедшая в себя от действия яда и противоядия.
Петра разглядывала детали бойни с широко раскрытыми глазами, не упуская ни единой мелочи.
Извозчик, к счастью, дождался моего возвращения.
Только куда ехать? Мой дом разрушен, на улице гражданская война.
— Решай, папа Бреннер, решай скорее, времени у нас мало, цоки-цоки.
Хорошо, что голос Люка слышал только я, иначе мне пришлось бы объясняться, а это было сейчас некстати.
— Ты о чем? — прошептал я.
— Нам с тобой пора обратно, время выходит, меня вытягивает назад!
Нам придется вернуться обратно в свое время? А с кем же я оставлю сестер?
Тем временем мы выехали на широкий проспект. Извозчик остановился у края обочины, ожидая моих указаний.
— Час у нас есть?
— Да, цваки-цоки, но не больше.
— Нам хватит!..
Мне пришла в голову сумасшедшая идея.
XXXV
ДЕЛА ДАВНО МИНУВШИХ ДНЕЙ
Если со стороны кажется, что я так легко воспринял произошедшее, то это неправда. Я пребывал в некоем странном измененном состоянии, когда радость или, наоборот, отчаяние настолько перевешивают все остальные эмоции, что человек впадает в прострацию и внешне выглядит слегка заторможенным. Так часто бывало на войне, правда, не со мной, но мне неоднократно доводилось наблюдать подобное. Счастье, полное и всеобъемлющее, оказалось для меня более сильным средством, чем горе и беда.
Я так часто представлял себе Лизу и Петру, что реальные их черты немного изменились в моем воображении, стали более совершенными, идеальными. Сейчас же, глядя на сестер, я видел их настоящими. И такими они мне нравились гораздо больше, чем идеалы, помноженные на бездну отчаяния.
Любил ли я их, как прежде? Я любил их даже больше, я их обожествил.
Но я видел их гибель, видел их мертвые лица, безжизненные тела. И это не могло не повлиять на мое восприятие. Теперь я смотрел на них иначе. Чудесным образом воскресшие, я все равно оплакивал их.
Мои прекрасные мертвые жены...
К счастью, сестры еще не полностью пришли в себя, чтобы обращать внимание на мое состояние. Вопросов мне на задавали, чему я был в данный момент только рад.
Для них будущее еще не наступило. Они не знали, что погибли в тот день и что я целый год жил один. Для них существовало только сегодня.
И в этом сегодня другой я мстил за гибель сестер. Возможно, я мог что-то изменить в этом дне, я верил крошке-фогелю. Времени оставалось только на то, чтобы устроить судьбу девушек.