«А ведь они счастливы», — думала Татьяна, глядя в окно на свои яблоки.
Седьмого ноября, когда весь остальной народ вернулся с демонстрации и уже опрокинул по рюмашке, и закусил пирожком, и разворошил ложками огненную сердцевину борща, Марья Семеновна стала бабой Мусей, а Евдокия Васильевна — бабой Дусей.
Накануне ходили в кино, смотрели «Кавказскую пленницу». Татьяна, в последние дни беременности вдруг почувствовавшая легкость необыкновенную, — «Я же говорю тебе, Лялька, все не как у людей! Тетки перед родами дома сидят, на диване лежат, а я скачу как заяц!» — так вот, Татьяна, вдруг почувствовавшая легкость необыкновенную, так смеялась, что Леонид хватал ее за руки и испуганно заглядывал в лицо.
— Танька, ты что? У тебя предродовая истерика?
Татьяна махала руками и вытирала слезы.
Ночью у нее начались схватки.
— Лень, — жалобно прошептала она, расталкивая Леонида. — Мне как-то нехорошо.
Леонид потряс головой, поморгал, встал и начал натягивать брюки.
— Поднимайся, поехали!
— Куда, Лень?
— В роддом. А ты думала, куда?
— Я не поеду!
— Ну, как хочешь. Оставайся, а я поехал.
— Ага.
Она облегченно вздохнула и с головой укрылась одеялом. Леонид методично одевался. Татьяна следила за ним одним глазом. Леонид зашнуровал ботинки и пошел к двери.
— Ле-ень, — тоненько проскулила Татьяна. — А я?
— А ты… — Он ухватился за край одеяла и сдернул его с Татьяны. — Ты, Танька, решай давай, едешь со мной или нет. — Он взял ее на руки и поставил на пол.
В роддом успели вовремя. Через полчаса после того, как Леонид сдал Татьяну с рук на руки врачу, в приемный покой вбежал Миша в растерзанном пальто и очках, сбитых на кончик носа.
— Кто?
— Что «кто»?
— Ну, мальчик или девочка?
Леонид поглядел на Мишу и промолчал. Миша поглядел на Леонида, сел рядом и затих. Так они сидели всю ночь, изредка обмениваясь короткими взглядами и ни разу не обменявшись словом. Когда их выгнали из приемного покоя, сидели во дворе, на лавочке. Под ногами хрустели лужи, покрытые, как затянувшиеся раны, тонкой кожей первого льда. В руке тлела папироса.
— Ну, заходите, папаши! — сказала нянечка, рано утром распахивая перед ними дверь и поднимая стеклянную заслонку на окошке с надписью: «Справка».
Они зашли.
— Фамилии ваши как?
Они назвали.
— Что ж это у вас, фамилия одна? — удивилась нянечка.
Они кивнули.
— Жена что, тоже одна?
Они кивнули.
— Родила ваша жена. Девочку родила. Три килограмма четыреста пятьдесят граммов. Пятьдесят сантиметров.
— А зовут… Зовут как? — выдохнул Миша.
— А это уж вам лучше знать… папаши.
Леонид отошел от окошка, тяжело опустился на банкетку, поставил локти на колени, сцепил пальцы и уткнулся в них лбом. Посидел, глубоко вздохнул и вдруг засмеялся. Миша топтался рядом.