— Это личное, — ответила я. — Дело не в паспорте. Речь идет о внутренней работе. А что я должна, по-твоему, делать? Уйти в леса, построить форт и охотиться на белок?
— Ну, такое перерождение имело бы смысл. Ты видела что-нибудь из Тарковского? Читала Руссо?
— Мне многое было дано с самого начала, — заявила я Пин Си. — И не собираюсь все просто растранжирить. Я не идиотка.
— Мне, может, придется типа деградировать до камеры «Супер-8». Могу я опустить жалюзи в спальне? — Он вытащил из полотняной сумки написанный от руки документ.
— Убери контракт, я не собираюсь с тобой судиться, — сказала я. — Только не подведи меня и не просри мой проект.
Пин Си пожал плечами.
Я протянула ему ключ от нового замка.
— Если мне что-нибудь потребуется, я прилеплю стикер сюда. — Я показала на обеденный стол. — Видишь эту красную ручку?
Каждый раз, когда Пин Си будет приходить ко мне, он должен вычеркивать дни на календаре, висящем на двери спальни. Раз в три дня я буду просыпаться, смотреть на календарь, есть, пить, принимать ванну и так далее. Бодрствовать я намеревалась только один час. Я уже подсчитала: в течение следующих четырех месяцев, или 120 дней, я проведу без сна всего сорок часов.
— Приятных снов, — пожелал Пин Си.
Его лицо было бледным, мясистым, чуточку расплывчатым — может, из-за вазелина на подбородке, — но взгляд оставался острым, настороженным, глаза — темными, ясными. И, хотя я понимала, что он приколист, все равно доверяла его решительности. Он не выпустит меня отсюда. Он был слишком самоуверенным, чтобы не сдержать слово, и слишком амбициозным, чтобы упустить такую возможность и не воспользоваться моим предложением. Спятившая женщина, запертая в квартире. Я захлопнула дверь перед его носом. Он вставил ключ и запер замок.
Я приняла первую дозу инфермитерола из сорока, прошла в спальню, взбила подушку и легла.
Через три ночи я проснулась в кромешной темноте, сползла с матраса, зажгла свет и прошла в гостиную, ожидая увидеть на двери царапины от когтей — свидетельство того, что дикого зверя держат в клетке против его воли. Но не нашла ничего. Пин Си даже не вычеркнул дни в календаре. Моя квартира была почти неузнаваема — голая, чистая и пустая. Я могла представить, как какая-нибудь хорошо одетая агент по недвижимости врывается в нее — шарфик в цветочек трепещет, как парус, рядом с ее поднятой рукой, когда она расписывает достоинства жилья паре молодоженов: «Высокие потолки, пол из твердой древесины, повсюду оригинальный молдинг и тишина, тишина. Из этих окон даже можно видеть Ист-Ривер». Костюм у агента канареечно-желтый. Молодожены, пожалуй, похожи на тех, которых я фотографировала несколько дней назад на Эспланаде. Воспоминание чуть исказило воображаемую картинку, но я знала, что к чему. Еще я знала, что три дня прошли без меня и что впереди долгий путь.