Я снова поискала в карманах шубы телефон, но вытащила лишь рецепт пенистого чайного напитка из корейского квартала и резинку для волос. Резинкой я тут же воспользовалась — стянула волосы на затылке. Судя по тому, что я увидела в мутном, поцарапанном зеркале, выглядела я неплохо. Я похлопала себя по щекам и убрала песчинки из уголков глаз. Я все еще была хорошенькой. Я заметила, что мои волосы стали короче. Должно быть, я подстриглась во время своего прошлого провала. Потом просмотрю историю операций с банковской картой и узнаю, что я вытворяла под действием инфермитерола. Впрочем, честно говоря, мне было наплевать. Я осталась цела и невредима, без синяков, переломов или порезов. Знала, где нахожусь в данный момент. При мне кредитная карта и ключи. И это самое главное. Стыдно мне не было. Одна пилюля инфермитерола забрала несколько дней моей жизни. В этом смысле идеальный наркотик.
Я ополоснула лицо водой, прополоскала горло, стерла бумажным полотенцем налет с зубов. Вернувшись на свое место, я набрала в рот джину, подержала его там и выплюнула в бутылку. Поезд снова замедлил ход. Я схватила свои вещи, держа на руках, словно ребенка, тяжелый букет. Розы были свежие, упругие и без запаха. Я даже потрогала их, желая убедиться, что они настоящие. Да, точно, живые.
Вокруг Фармингдейла все было уныло и плоско, только телефонные вышки торчали. Вдали виднелись ряды длинных двухэтажных домов, облицованных бежевым алюминиевым сайдингом, и что-то, похожее на силосную башню, голые ветви деревьев дрожали от ветра, темные клубы дыма поднимались из какого-то невидимого источника к широкому, бледно-серому небу. Люди, закутанные в пальто, шарфы и шляпы, шаркали по покрытой льдом площади к минивэнам и недорогим седанам, их работающие моторы наполняли маленькую парковку туманом выхлопных газов. Огромный, белый «Линкольн-Континенталь» подъехал к тротуару и мигнул фарами.
Это была Рива. Она опустила стекло со стороны пассажирского сиденья и помахала мне. Я прикинула — может, сделать вид, что не заметила ее, перейти через пути и вскочить в первый же поезд на Манхэттен. Она посигналила. Я подошла и села в автомобиль. В салоне была сплошь кожа цвета бургундского и пластик «под дерево». Освежитель воздуха выдавал запах сигар и хереса. На коленях у Ривы валялись одноразовые платочки.
— Новая шуба? Реально? — спросила она, шмыгая носом.
— Рождественский подарок, — пробормотала я, поставила сумку между кроссовками и положила букет на колени. — Сама себе.
— Это дядина машина, — сообщала Рива. — Мне даже не верится, что ты выбралась сюда. Вчера вечером я не поверила тебе, когда ты сказала по телефону об этом.