Мой год отдыха и релакса (Мошфег) - страница 59

— Чему ты не поверила?

— Я счастлива, что ты приехала. — По радио играла классическая музыка.

— Похороны ведь сегодня, — сказала я, подтверждая то, во что никак не хотела верить. Я действительно не хотела ехать, и все же я здесь. Я выключила музыку.

— Я просто думала, что ты опоздаешь, или проспишь весь день, или еще что-нибудь. Не обижайся. Но вот ты здесь! — Она похлопала меня по коленке. — Красивые цветы. Моей маме они бы понравились.

Я без сил откинулась на спинку сиденья.

— Рива, я неважно себя чувствую.

— Но выглядишь ты прекрасно, — сказала она, снова разглядывая мою шубу.

— Я захватила и костюм, в который переоденусь, — сообщила я, пихнув носком кроссовки сумку. — Черный.

— Можешь взять у меня все, что хочешь, — предложила Рива. — Косметику, что угодно. — Она повернулась ко мне, вымученно улыбнулась и потрепала меня по руке. Вид у нее был ужасный. Щеки опухли, глаза красные, кожа, как воск. Так она выглядела, когда ее постоянно тошнило. В последнем классе школы, тогда у нее даже лопались в глазах кровеносные сосудики, и она неделями носила в кампусе темные очки. Она снимала их только дома, в нашей общаге. На нее невозможно было смотреть.

Рива тронула машину с места.

— Смотри, какой снег красивый. Здесь так спокойно, правда? Вдалеке от города. Тут все проблемы предстают в далекой перспективе. Понимаешь?.. Это жизнь? — Рива посмотрела на меня, желая увидеть мою реакцию, но я промолчала. Подумала только, что она и дальше будет меня доставать своими глупостями. Она ожидала, что я стану шептать ей слова утешения, обнимать за плечи, когда она будет рыдать на похоронах. Я попала в ловушку. День обещал быть адским. Я буду страдать. Возможно, даже не выживу. Мне нужна темная, тихая комната, мои видео, моя постель, мои таблетки. Я много месяцев не оказывалась так далеко от дома. Я испугалась.

— Мы можем остановиться и выпить кофе?

— Кофе будет дома, — ответила Рива.

Я всей душой ненавидела ее в этот момент, глядя, как она ведет машину по обледенелым дорогам, вытягивает шею, чтобы видеть дорогу с низкого сиденья «Линкольна». Потом она выдала акафистом все, что заботило ее в эти дни: уборка дома, оповещение родственников и друзей, хлопоты с похоронами.

— Мой папа решил ее кремировать, — сообщила она. — Ему не терпится поскорее разделаться с похоронами. По-моему, это очень жестоко. И даже не по-еврейски. Он просто хочет сэкономить. — Она нахмурилась, и ее щеки отвисли. Глаза наполнились слезами. Меня всегда впечатляло, какая Рива предсказуемая — она была словно персонаж из фильма. Каждое проявление эмоций было всегда как по заказу. — Мама лежит в дешевом, маленьком деревянном ящике, — заскулила она. — Он вот такой. — Она оторвала руки от руля и изящным жестом показала мне размеры гроба. — Эти люди хотели, чтобы мы купили огромную урну из латуни. Клянусь, они пытались надуть на каждом шагу. Это так отвратительно. Но мой папа