— У вас положено сидеть? Вы сидите десять дней? — спросила я, протягивая Риве букет.
— Шива длится семь дней. Но нет, моя семья не религиозная, ничего такого. Все просто любят сидеть и много есть. Мои тетки и дяди приехали из Нью-Джерси. — Рива положила цветы в раковину, налила себе чашку кофе, отмерила дозу «Свит-энд-лоу» из мятого пакета, который вытащила из кармана, и рассеянно помешала, глядя в пол. Я хлебала остатки кофе из «Макдоналдса» и подлила в стаканчик новую порцию из самовара. Флуоресцентный свет отражался от линолеума и резал мне глаза.
— Мне все-таки надо прилечь, Рива, — сказала я. — Мне плохо.
— О, ладно, — кивнула она. — Пойдем. — Мы снова прошли через гостиную. — Па, не пускай никого вниз. Моей подруге нужно немного отдохнуть.
Один из лысых мужчин махнул рукой и вонзил зубы в слойку. Корка развалилась и упала на грудь его коричневого вязаного жилета. Этот человек показался мне похожим на педофила. Да и остальные тоже. Но при таком освещении любой покажется, даже я. Даже Рива. Пока ее отец пытался собрать крошки слойки со своей груди, женщины встали, подошли к нему и, несмотря на его протесты, стряхнули крошки с жилета на блюдо. Если бы не тень смерти, нависшая над всеми, мне бы казалось, что я попала в фильм Джона Хьюза. Я попыталась представить, что сейчас возникнет Энтони Майкл Холл, может, в роли соседского мальчишки, явившегося с пирогом или пудингом выразить свои соболезнования. Или, может, это была черная комедия, и Вупи Голдберг играет в ней роль агента похоронной конторы. Мне бы она понравилась. Сама мысль о Вупи Голдберг успокоила меня. Она поистине моя героиня.
Рива отвела меня по винтовой лестнице в полуподвал, где находилось что-то вроде комнаты отдыха — грубый голубой ковер, деревянные панели, маленькое окошко под потолком, несколько довольно беспомощных акварелей, криво развешенных над морщинистой лиловой кушеткой.
— Чьи это рисунки? — спросила я.
— Мамины. Правда красивые? Моя комната там. — Затем Рива открыла дверь в узкую ванную с ярко-розовым кафелем. Туалетный бачок подтекал. — Вот всегда так, — сказала она, безуспешно дергая ручку. Вторая дверь вела в ее спальню. Там было сумрачно и душно. — Тут нет окна, поэтому трудно проветривать, — шепнула она и зажгла лампу на столике. Стены были выкрашены в черный цвет. Откатная дверь шкафа треснула, ее сняли и прислонили к стене. В шкафу висело только одно черное платье и несколько свитеров на плечиках. Кроме небольшого комода, тоже черного, с кривой картонной коробкой наверху, в комнатке почти ничего не было. Рива включила вентилятор под потолком.