— Сейчас вернусь. — Рива вышла в темный коридор.
— Вы подружка Ривы по колледжу? — спросила одна из женщин. Она говорила со мной через дверной проем из кухни, где разгружала посудомойку. — Как хорошо, что вы есть друг у друга. Вы подруги, и все хорошо, а остальное неважно. — Она стояла в облаке пара, клубившегося вокруг нее. Она выглядела точно такой, как я представляла мать Ривы. У нее были короткие темно-русые волосы и большие серьги с фальшивым жемчугом. Темно-коричневое, с золотыми пятнами, длинное платье-стрейч плотно облегало фигуру. Сквозь ткань я различила целлюлит на ее бедрах. От посудомоечной машины пахло блевотиной. Я отошла подальше. — Мать Ривы была моей лучшей подругой, — продолжала она. — Мы каждый день беседовали по телефону. Я столько не говорю с родными детьми. Иногда подруги лучше, чем семья: им ты можешь рассказать все, что у тебя на сердце. И никто не злится на тебя. Это немного другой вид любви. Я буду ужасно скучать без нее. — Она помолчала, глядя на грязную посуду. — Но ее душа здесь, рядом. Я чувствую. Она стоит рядом со мной и говорит: «Дебра, высокие фужеры поставь на полку к винным бокалам». Она командует мной, как всегда. Я точно знаю. Душа никогда не умирает, и это правда.
— Это очень хорошо, — ответила я, зевая. — Я сочувствую вам.
Рива появилась в огромной бобровой шубе — несомненно, принадлежавшей ее матери, — больших, теплых ботах и со спортивной сумкой через плечо.
— Пошли, — скомандовала она. — Я готова. — Мы направились к гаражу. — Передайте папе, что я завтра позвоню ему, — оглянувшись, бросила она женщинам в гостиной. Они стали протестовать, но Рива их не слушала. Я вышла за ней и снова села в автомобиль ее матери.
Мы с Ривой почти не разговаривали, когда возвращались в город. Перед выездом на автомагистраль я предложила остановиться и выпить кофе, но Рива не отозвалась. Она включила радио и установила нагрев салона на полную мощность. Ее лицо было напряженным и серьезным, но спокойным. Я удивлялась себе — мне ужасно хотелось знать, о чем сейчас Рива думала, но я сидела тихо. Когда мы выскочили на скоростную магистраль Лонг-Айленда, радиодиджей предложил слушателям позвонить и поделиться планами на Новый год.
«В 2001 году я хочу хвататься за любую возможность. Я хочу отвечать «да» на любое приглашение, которое получу».
«Две тысячи первый — это год, когда я наконец научусь танцевать танго».
— А у меня нет никаких планов на этот год, — сообщила Рива. Она убавила громкость радио и нашла новую волну. — Я никогда не сдерживаю обещания, которые даю себе. Мой злейший враг — я сама. Ну а ты?