Прошли месяцы с тех пор, как я в последний раз думала о Пин Си. Когда в моих мыслях всплывала галерея «Дукат», я сразу старалась переключиться на какое-нибудь нехитрое воспоминание, например, о длинной дороге до станции подземки «Восемьдесят шестая улица», об экспрессе до Юнион-сквер, о скоростном поезде «Эл» до Бруклина, прогулке по Восьмой авеню и Двадцать третьей улице, о том, как я ковыляла на высоких каблуках по старинной булыжной мостовой. Я с охотой вспоминала географию Манхэттена, но предпочитала забыть имена и лица людей, с которыми встречалась в Челси. Мир искусства оказался похож на рынок акций, в нем отражались политические тренды и капиталистический дух, его подогревала алчность, сплетни и кокаин. С таким же успехом я могла бы работать на Уолл-стрит. Спекуляции и мнения влияют не только на рынок, но и на продукцию, как это ни печально. И ценность этой продукции зависит не от вечной ценности искусства как священного для человека ритуала — ценность, которую, впрочем, невозможно измерить, — а от того, что выдумает кучка богатых засранцев, чтобы «улучшить» себе портфолио, вызвать зависть и, как они ошибочно полагают, уважение. Я была невероятно счастлива, выбросив из головы всю эту чушь.
Я никогда не бывала на тусовках вроде тех, что были запечатлены на моих снимках, но представляла, как там бывает: молодые, красивые и обаятельные люди, кебы, сигареты, кокаин, косметика, алмазная пыль звездных ночей, случайный секс в туалетной кабинке, танцпол, пьяные вопли у бара, все в экстазе и мечтах о завтрашнем дне, когда будет еще прикольнее, красивее, а люди будут еще интереснее. Я всегда предпочитала стерильный бар отеля, может, потому что Тревору нравилось водить меня туда. Мы с ним сошлись на том, что люди выглядят глупо, когда «хорошо проводят время».
В галерее интерны рассказывали мне про свои уик-энды в «Туннеле», и «Лайфе», и «Саунд фэктори», и «Спа», и «Лотосе», и «Сентро-флай», и «Люк + Лерой». Так что я немного представляла, что творилось в городе ночью. Будучи ассистентом Наташи, я отвечала за ведение списка самых социально значимых людей на арт-тусовке — в частности, молодых импресарио и их помощников. Она приглашала их на вернисажи и велела мне изучать их биографии. Отец Мэгги Капур владел самой большой в мире коллекцией каракулей Пикассо, и после его смерти она подарила их аббатству на юге Франции. Монахи назвали в ее честь сыр. Гвен Элбас-Берк была внучатой племянницей художника Кена Берка, мастера перформанса, съеденного акулой, которую он держал в своем бассейне, и дочерью Зары Али-Элбас, сирийской аристократки, которая была изгнана из страны за съемки порнографического высокохудожественного фильма со своим немецким бойфрендом, потомком Генриха Гиммлера. Стейси Блум основала журнал «Кюн(с)т» о «женщинах в искусстве» — в основном там рассказывалось о богатых девицах из арт-тусовки, которые презентовали собственные линии одежды, или открывали галереи, или ночные клубы, или снимались у режиссеров авторских фильмов. Ее отец был президентом «Сити-банка». Заза Наказава была девятнадцатилетней наследницей, написавшей книгу о сексуальных отношениях с собственной теткой, художницей Илейн Микс. Евгения Пратт была сводной сестрой режиссера-документалиста и архитектора Эмилио Вулфорда, который прославился тем, что заставил ее в двенадцатилетнем возрасте съесть под камеру сырое сердце ягненка. Были среди прочих Клаудиа Мартини-Ричардс, Джейн Сваровски-Кан, Пеппер Джекобин-Силлс, Кайли Дженсен, Нейл «Никита» Патрик, Пэтси Уайнбергер. Может, на фото были как раз они. Я бы не узнала их за стенами галереи. Имоджен Берман. Одетта Куинси Адамс. Китти Кавалли. У меня в памяти всплывали их имена. «На рассвете» был, вероятно, новым ночным клубом для очередного поколения богатеньких детей и арт-хмырей, если там отирался Пин Си, скорее всего, со своими фанатами. Я смутно припомнила, как Наташа говорила, что он ходил в школу-пансион вместе с голубыми близнецами королевских кровей из Пруссии. Но как же я нашла его? Или это он меня нашел?