— Послушайте, — пробормотал он. — Мне кажется, что я не имею к этому никакого отношения.
Шейн попытался изобразить ответную улыбку, хотя его глаза оставались холодными.
— Этого я не знаю, — произнес детектив. — А вы в самом деле уверены в этом?
Он спустился на землю и заглянул в глаза человеку, не далее как вчера на этом самом месте нанесшему предательский удар ему в лицо.
— Но я… я не делал этого, — пробормотал Оскар. — Ваша рука была в полном порядке, когда я оставил вас в машине при въезде на дамбу.
— У тебя тяжелые копыта, Оскар, — спокойно заметил Шейн. — И опасная привычка злоупотреблять ими. Никогда заранее нельзя знать, чем такие упражнения могут кончиться. — Лицо детектива приобрело мрачное выражение.
— Что говорить… похоже, я вчера был не в себе, — пробурчал Оскар, опуская глаза. — Мне… не следовало делать этого.
— Ты совершенно прав, Оскар, — заметил Шейн мягко. — Тебе ни в коем случае не следовало этого делать.
— Дело прошлое, но… я сожалею об этом.
— Скоро тебе придется пожалеть еще больше, — утешил Шейн тем же бесстрастным тоном.
Лапы Оскара невольно сжались в кулаки, и он сделал шаг вперед.
— Не надо еще раз испытывать судьбу, Оскар, — предупредил Шейн. — Счастье переменчиво.
— Терпеть не могу легавых, которые суют свой нос повсюду, — угрюмо произнес Оскар.
— А я не переношу парней, не знающих, как распорядиться собственными конечностями, — возразил Шейн, поворачиваясь спиной к оппоненту и направляясь в сторону дома.
Открыв рот, шофер провожал взглядом детектива, пока тот не исчез за углом.
Войдя в дом, Шейн толкнул дверь, ведущую на кухню. Здесь он увидел плотно сложенную женщину, занятую приготовлением пирожков.
— «Иисус любит меня…» — негромко мурлыкала она.
— Хелло, — приветствовал ее детектив. — Извините за вторжение. Я ищу садовника.
— Насколько мне известно, в этом доме нет садовника, — возразила она, поворачиваясь в сторону посетителя.
— Тогда кто же присматривает за лужайками и цветами? Шофер, что ли?
— Вы имеете в виду Оскара? Господи спаси нас и помилуй! Да он не способен ни на что другое, как слоняться вокруг дома и распугивать прохожих.
Еще раз извинившись перед ней, Шейн поднялся в библиотеку, не встретив более никого на своем пути. Раздвинув портьеры, он заметил Кларенса, развалившегося в кресле, спиной к двери. Шейн отступил назад, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Поднявшись по боковой лестнице, показанной ему Филлис в первый, столь памятный вечер, он остановился на верхней площадке и прислушался. В доме стояла странная тишина. Неестественная тишина смерти.