Уже с детства на мне лежало проклятие сатанинской жажды познания, вовлекшее меня во многие позорные предприятия (хотя я и рано утратил всякое чувство стыда). В конце концов, это привело к трагической развязке, которую суд, без сомнения, квалифицирует как матереубийство… Чтобы избежать этого несправедливого приговора, я и пишу это признание. Я уже сам осудил себя как фактического убийцу миссис Брайтон, равным образом как и Шарлотты Хант.
Расстроенный интеллект стал моим оружием, но я сознаю, что следует вернуться в прошлое, дабы надлежащим образом объяснить события последних дней.
Научный эксперимент необходим… без него невозможен дальнейший прогресс науки… но безрассудное стремление к познанию может ожесточить душу и привести к поистине дьявольским последствиям, если исследователю не свойственно чувство меры и он не чувствует своей ответственности перед Богом и обществом.
Не только мысль об искуплении заставляет меня написать это признание. Перед Богом клянусь, что я не ищу себе оправданий. Еще в дни моей юности я начал сознавать, что некая странная внутренняя сила толкает меня к действиям, которыми я противопоставляю себя Богу и человечеству. Я оказался в положении одержимого демоном, изгнать которого оказалось выше моих сил.
Думаю, сказанного вполне достаточно для мотивировки моего поступка. Я не могу сослаться ни на внезапное затемнение сознания, ни на неведение относительно присутствия дьявола в подобной богопротивной практике. Припоминаю, что еще ребенком меня крайне интересовало, способен ли цыпленок прожить без перьев.
В нашем дворе имелось несколько выводков. Однажды я ощипал живого цыпленка… и потом горько рыдал над его холодным тельцем…
Снова и снова одна и та же дурацкая драма повторялась в моей жизни. Меня неудержимо влекло к повторению моих страшных опытов, невзирая на всевозможные последствия… и вопреки горькому чувству раскаяния после очередного жестокого эксперимента.
Вот с таким нравственным багажом я приступил к изучению медицины. Излишне подробно рассказывать, как эта зловещая опухоль, лелеемая все расширяющимися возможностями, постепенно разъедала мою душу, подавляя своими зловещими метастазами то хорошее, что еще оставалось внутри меня…» — губы Шейна слегка дрогнули, когда он прочел этот пассаж, — «омрачая мою жизнь и обращая в ничто будущую блестящую карьеру.
Уже на первой стадии моего профессионального обучения я пришел к заключению, что познание человеческого сознания представляет куда более богатое поле для моих замыслов, нежели банальное изучение физиологии организма. Исходя из этого, я посвятил все свое время сравнительному изучению психологии, психиатрии, психометрии и, в конечном счете, начал специализироваться в психофизике — науке, изучающей как психические, так и физические возможности человека.