Из Геленджика мы с Верховским направились на цементный завод «Октябрь». Немцам удалось захватить его западную половину, а дальше они не смогли продвинуться ни на шаг. Так и стояли друг против друга наши и вражеские войска в этом бастионе из цемента и железа, не давая друг другу ни минуты покоя. Пришли на завод. Только хотели выйти из здания во двор, как рядом шлепнулась мина и ее осколки забарабанили по стене и дверям.
Так все время, — объяснил Верховский. — Но и немцам там жизни нет.
Гордостью обороны был «Сарайчик», расположенный в двадцати метрах от немецкой позиции. Сколько раз пытались они взять его штурмом, сколько вложили сюда снарядов и мин — не счесть. Не удалось им сломить и дух его защитников. Держал здесь оборону взвод 1339-го полка. Я решил посмотреть «Сарайчик», встретиться с его героическим гарнизоном. В провожатые мне дали начальника отдела фронтовой жизни армейской газеты Ивана Семиохина. Этот высоченный, могучего телосложения майор здесь часто бывал и знал все ходы и выходы. Туда добраться можно было только ночью, ибо немцы вели огонь с совсем близкого расстояния.
«Сарайчик» оказался вовсе не сараем, а трансформаторным узлом, огражденным мощной бетонной стеной. «Сарайчик» — его кодовое название. Познакомившись с бойцами гарнизона и их командиром лейтенантом Мирошниченко, мы увидели боевых, бодрых и веселых ребят. Вели себя спокойно, достойно, хотя опасность подстерегала их каждую минуту. Но к ней уже притерпелись, если вообще можно притерпеться к разрывам снарядов и мин, посвисту пулеметных и автоматных пуль. А когда об этом зашла речь, один из бойцов, сержант с черными, точно нарисованными, усиками, сказал:
Бояться? Так и немец боится. Кто больше — вот вопрос! Мы же на своей земле, а они в «гостях»…
Вот она, истинная солдатская мудрость!
Взвод дежурил неделю, затем приходила смена. Так уж водится на войне: считают дни, часы, а напоследок и минуты. Конечно, признались они, и «мы так». А лейтенант объяснил:
Там, на 9-м километре, в полку, спокойнее, а потом баня, еда погорячей и песни, а у кого и девчата…
Понравилось мне, что люди не рисовались, не говорили, что им все нипочем, а несли солдатскую службу, как положено. А ведь на войне от людей ничего больше и не требуется!
Возвращались мы тоже в темноте. Немцы вели редкий минометный огонь по заранее пристрелянным ориентирам, а они хорошо были известны Семиохину. Он повел меня в обход этих ориентиров. Когда вернулись в редакцию, я сказал моему спутнику:
— А говорили, что страшно…
Семиохин остроумно парировал: