Впереди колонны капитан Соколенко — всадник в каракулевой кубанке с ярким малиновым верхом. Остановив коня, он привстал на стременах и долго смотрел на Тар-Гору, на элеватор, будто хотел навек запомнить их. Он сошел с коня, закурил.
— Жалко уходить отсюда, — задумчиво сказал он. — Сроднились мы с городом, и места эти будут памятны на всю жизнь. Вон там у трубы я двоих ребят потерял. Кончив войну, жив буду, с сыном сюда приеду. Покажу ему, где дрались и как дрались. А пока — до свиданья, Сталинград!»
Эти два последних слова и стали заголовком очерка.
Закончить свой рассказ о Сталинградской битве хочу словами Василия Гроссмана о его товарищах-сталинградцах:
«Когда я перебираю в памяти события войны, то постоянно наряду с величественными и грозными картинами встают лица моих товарищей корреспондентов.
В начале Сталинградской обороны я был на Донском фронте… В первых числах октября пришла телеграмма, предлагавшая мне перебраться на Сталинградский фронт — там в это время шли упорные бои в городе и разгоралась жестокая битва за заводы: Тракторный, «Баррикады» и «Красный Октябрь».
На Сталинградском фронте находились в это время четыре наших корреспондента — Высокоостровский, Гехман, Буковский и Коротеев. С ними я и провел сто дней сталинградской обороны и сталинградского наступления. С первого же часа своего приезда я ощутил то необычайное напряжение, то состояние высокого душевного подъема, которые владели всеми участниками сталинградской обороны от солдат до высших командиров. Прекрасный подвиг солдат переднего края каким-то невидимым светом осветил и духовно поднял всех прямых и косвенных участников великого народного сражения. Наш корреспондентский пункт в Средней Ахтубе также был захвачен этим общим душевным напряжением. Все мы понимали свою ответственность, знали, какой жгучий интерес вызывает не только в Советском Союзе, но и во всем мире буквально каждая строка, посвященная Сталинграду.
Меня восхищала работоспособность Высокоостровского, быстрота и оперативность, с которой он собирал материал, писал и передавал по телеграфу свои ежедневные и содержательные корреспонденции о ходе боев. Казалось, он осуществлял принципы Буковского, считавшего, что корреспондент должен полные сутки ездить и писать. Однако свидетельствую, он никогда, подобно Буковскому, не считал, что корреспонденту при этом не следует пить и есть.
Почти так же неутомим, энергичен был в своей работе Коротеев. Он наряду с оперативной информацией написал несколько хороших очерков об участниках Сталинградской битвы. Помню непоколебимое спокойствие Гехмана, человека, которого, видимо, бог забыл наградить чувством страха. Октябрьской ночью мы должны были из знаменитой родимцевской трубы в Сталинграде на лодке переправиться через Волгу. Родимцев, прислушиваясь к грохоту, сотрясавшему подземелье, озабоченно покачал головой и сказал: