— Что это такое? — воскликнул я, чувствуя отвращение к александрийцу.
— Ослиный хвост, — ответил книжник. — Теперь ты превратился в осла, — он нежно обратился к башибузуку, который надрывался в бессильной ярости.
— Я вырежу твои кишки! Я проткну твое сердце насквозь! Я сдеру тебе кожу с пяток!
— Все правда, — обратился ко мне Гай. — Завтра он подвесит меня вниз головой, а напоследок выполнит все перечисленное. И это после того, что я всего лишь слегка поиздевался над ним. Вот — пытаюсь приучить его не мучить меня в качестве благодарности — ничего не выходит. — Хватит орать! — он взял с другого стола кусок свиного сала и ловко заткнул им рот Османа. — Захочешь покричать, правоверный, поешь сала — оно вкусное.
— Но он же не может жевать и глотать, — сказал я, глядя, как лицо разбойника стало наливаться кровью. — Ведь на том свете никто не ест.
— Пойдемте, — Гай развернулся к выходу. — Конечно, не ест и не может, но когда человека мучают, кого интересует, что он может?
Через некоторое время мы вернулись в пустой барак, где от стенки к стенке летали стоны и крики.
— Ну что? — спросил книжник. — Какие мучения вам кажутся самыми гнусными? Осмотр лучше с них начинать. Чтобы потом перейти к казням помягче, почеловечнее.
— Подождите, — остановил я Гая после того, как мы вышли из очередного пыточного подвала и я остановился, чтобы хоть немного придти в себя. — Могу я вас спросить кое о чем?
— Можете, — ответил книжник. — Только быстро. Тут все за всеми следят. Мне не хочется получить из-за вас лишнюю порцию завтра.
— Быстро, — кивнул я. — Вы сказали, что пытаетесь приучить не мучить вас, щадя Османа. То есть если все здесь договорятся, то никакого ада не будет?
— Теоретически так. Но поймите, здесь потому и ад, — сказал Гай из Александрии, — что это невозможно.
— Но почему? Они же точно знают, что ждет их завтра! Почему же не договориться?
— Потому, — ответил александриец, — что жертва никогда не договорится с насильником.
Подвалы с их темными проходами были как пропасти, куда я заглядывал и каждый раз чувствовал дикий страх от увиденного. Я не буду описывать то, что встречало меня там — это было настолько чудовищно, что если ваше воображение не может нарисовать подобных картин — это только к лучшему. Те же, кто видел пытки и казни, легко поймут меня.
На меня эти картины неожиданно оказали не только эмоциональное воздействие, но и сугубо материальное тоже. Ощупывая свое лицо, я обнаружил, что сильно похудел и что у меня стала быстро расти борода. Сначала это была просто щетина, но на третий или четвертый день я мог уже видеть ее конец. Борода была седая и жесткая.