Скосив глаз, я увидел поразительную картину — травинки у моих ушей изгибались, словно узкие зеленые губы.
— Что? — оторопело произнес я.
— Нельзя стоять перед Иахом! — с удвоенной силой зашелестела трава, и я, недолго думая, опустился на землю.
Тотчас умолкла музыка, трава осыпалась, а все растения вернулись на землю. Остался только первый, вздыхающий голос.
— Ты тень или не тень? — капризно спросил он.
— Нет, — осторожно ответил я.
— Значит, ты еще смертный, — голос повеселел. — Только смертный может так глупо отвечать на простой вопрос. Но как же ты попал сюда, и чего ты хочешь? Я — судья мертвых, мне нет дела до живых.
Я сидел на мягкой траве, думал, как лучше начать, как вдруг из меня вырвалось:
— А почему вы все время вздыхаете?
— Вот что значит смертный, — произнес Эак. — Суетные пустые создания. Зачем, спрашивается, вы так переделали мое имя, что и не узнать?
— Простите, — осторожно сказал я.
— Меня зовут Иах, — голос стал плаксивым. — А не Эак. Что тут непонятного. А вздыхаю я потому, что являюсь самым справедливым судьей.
— Что же в этом плохого? — я потихоньку поворачивал голову, чтобы понять, откуда исходит голос.
— А что хорошего? — голос отдалился, потом приблизился и произнес доверительно. — Каждый судья хотел бы вершить дела по своему разумению. В том числе и несправедливо. А я не могу. Мне надоело. Смертельно надоело. Вечно быть исключительно справедливым. Так что ты здесь делаешь и чего хочешь?
Мне пришло в голову, что Харон просто не может присутствовать на суде. Почему? Может, из-за того, что какая-нибудь из теней могла ему понравиться и он стал бы хлопотать за нее. С другой стороны, ну и что — ему ведь не было нужды быть все время беспристрастным. Перевозчик — не судья.
— Я здесь, — начал я, — потому что очень этого хочу.
— И, ах, я такое уже видел.
— У меня умерла девушка, и я хочу ее найти.
— Видел, — отозвался судья.
— Я хотел бы найти ее и вернуть назад на землю. Я хочу, чтобы она жила.
— Было, — голос Эака-Иаха снова стал плаксивым. — На основе прежних прецедентов выношу решение. Если тебе, — деревья и цветы вновь поднялись, заполнив пространство погребальной музыкой, — удастся ее найти, то явитесь пред наши взоры вместе. Надо выслушать и ее тоже. Может быть, ты ей уже разонравился.
Деревья и цветы спело осыпались, превратившись в труху коричневого цвета, и роскошный разнообразный сад превратился в одинаковые гряды, переходящие одна в другую. Гряды росли некоторое время в высоту, пока не превратились в лабиринт. На всякий случай я обернулся — харонова хижина осталась на месте. Она была снаружи лабиринта, внутри которого я оказался.