Семь рек Рима (Олейник) - страница 89

— Почему они все время ходят, стоят? — спросил я. — Я не вижу ни одного, кто присел хотя бы на миг.

— А что ты делаешь, когда целый день провел на ногах и тебе хочется отдохнуть? — спросил перевозчик.

— Что делаю? Отдыхаю. Ложусь и отдыхаю.

— Вот ты и ответил на свой вопрос, — сказал он. — Они ведь все лежат. Кто в гробах, кто в оссуариях, даже те, кто развеян по ветру, все равно осели на землю, прилегли на воду. Так или иначе пали ниц. Эта работа для них бесконечна, и отдых только один — стоять, двигаться. Если они присядут хотя бы на секунду, то тут же смертельно устанут.

— Странно слышать «смертельно» по отношению к тем, кто уже умер.

— Не менее странно, чем выражение «жизнь после смерти».

— А они знают, что уже умерли? — то, что я видел, обескураживало, ведь я видел итог жизни большинства людей.

— Для них это не имеет значения, — Харон сорвал белый цветок асфоделя и дал мне. — Они знают только миг. В этот миг они верят, что происходящее с ними очень важно, что это самое главное и удивительное. Они кричат мысленно: «Остановись… остановись» или «Пройди скорей, исчезни!» И так или иначе миг проходит, и они забывают его. Дальше настает другой миг.

— Подождите, — я был потрясен. — А как долго длится миг?

Харон не ответил. Он молча подошел к ближайшей группе людей, взял одного из них за руку и подвел ко мне.

— Спроси его, — сказал перевозчик.

Мужчина с короткой стрижкой и с короткой бородкой смотрел мне прямо в глаза. На груди у него практически не было волос. Плечи покатые, бедра узкие.

— Как вас зовут? — я тоже, не отрываясь, смотрел в его глаза.

— Мне кажется, что Есикура.

— Вы не похожи.

— Он у меня внутри.

— Да, наверное. А что вы здесь делаете?

— Я ищу ее.

— Кого?

— Есикуру.

— То есть себя?

— А кто я? — он внезапно опустил глаза и задумался. — Апрель, — наконец сказал мужчина.

— Хватит, — скомандовал Харон, мертвец развернулся и пошел прочь. — Вот и минул миг, — сказал мой провожатый.

— Я ничего не понял.

— Если простыми словами, — Харон уселся среди белых, пахнущих как карамель цветов и теперь смотрел на меня снизу, — они без конца обмениваются этими штуками. Они летают из головы в голову как птички. Самое сильное, самое ужасное, самое удивительное из того, что каждый из них видел при жизни — здесь становится общим.

— Я читал, что после глотка из реки Леты человек теряет память о земной жизни.

— А тот, кто написал это, бывал здесь? — Харон, кряхтя, поменял позу и сел по-турецки. — Поймите, вы видите счастливых людей. Каждый миг для них наполнен и важен. А следующий приходит как с чистого листа. Неужели вы забыли, как это было в детстве?