Небосвод несвободы (Габриэль) - страница 13

Вблизи весна, проказница и сводня, сокрытая, как кроличья нора.
Но непретенциозное «сегодня» не равнозначно пряному «вчера»,
а очень предсказуемое «завтра» — почти как сайт погода точка ру.
Всё, как всегда: «Овсянка, сэр!» — на завтрак.
Работа. Дом. Бессонница к утру.
Но остановка — всё ещё не бездна.
И тишь вокруг — пока ещё не схрон.
О том, как духу статика полезна, тебе расскажет сказку Шарль Перрон.
Солдат устал от вечных «аты-баты», боёв и аварийных переправ…
«Движенья нет!» — сказал мудрец брадатый.
Возможно, он не так уж и неправ.
Ведь никуда не делся вечный поиск.
Не так ли, чуть уставший Насреддин?
Не ты один покинул этот поезд. Взгляни вокруг: отнюдь не ты один.
Молчание торжественно, как талес: несуетности не нужны слова.
Уехал цирк, но клоуны остались. Состав ушёл. Каренина жива.

Александр и Иосиф

От стены до стены по извечной бродя тропе,
все пределы свои отмерь самому себе.
Закорючка на первой стене: Александр П.
На второй деловитый автограф: Иосиф Б.
Ни окон, ни дверей. Топография такова,
что взамен потолка и пола везде слова —
сквозь меня летят, и текут, как вода в реке,
на любимом, немного варварском языке.
Всё случилось уже́. В этом царстве огня и льда
тени сказанных слов так изысканны, так просты…
А излучина Чёрной Речки ведёт туда,
где на кладбище Сан-Микеле кресты, кресты.
Ну, а я — как умею: вброд, по-пластунски, вплавь,
но слова мои вновь и вновь отторгает явь.
Я экзамен сдаю. Я стараюсь. Но вновь, смотри,
в аттестате чернеет, горбясь, оценка «три».
От стены до стены — мифотворческий древний Рим,
в нём занозу стиха из себя тяжело извлечь…
Александр с Иосифом создали свой Мальмстрим.
Для того ль, чтобы брёл я, постыдно теряя речь?
Я давно бы упал, но всесилен двойной магнит.
Отчего эпигонство так сладко меня пьянит?
И я снова взращу свой нездешний, избитый пыл,
чтоб начать свои «Стансы к Августе» с «Я Вас любил…».

На кромке

Там, где не терпит пустоты
природа, на сквознячной кромке
устало разместился ты
как часть чужой головоломки,
и, тривиален, как бином,
плывя меж ноябрём и маем,
ты, словно бы сосуд — вином,
чужою болью наполняем.
И, эту боль бессильно тщась
держать в назначенных границах,
ты с ходом лет утратил связь
событий, воплощённых в лицах.
Сполна вступив в свои права,
над головою мгла повисла…
И сбились в тусклый ком слова
на бельевой верёвке смысла.

Амиго

…а в ведёрке для рыбы — всё жальче улов;
стала низшею высшая лига.
Впрочем, стоит ли тратить соцветия слов?
Ты всё сам понимаешь, амиго.
В саксофонах у нас корродирует медь,
безвозвратно кончается лето…
Остаётся, скучая в партере, глазеть,