Я посмотрел ей в глаза и понял, как нам всё решить. Я просто сказал, что чувствовал, что хотел сказать:
— Я люблю тебя.
И она сказала именно то, что я хотел от неё услышать:
— Я тоже люблю тебя.
Тут же исчезла вся неопределенность. Мы оба сразу всё поняли. Мы знали, что чувствует каждый из нас, о чем думает.
Мы тут же заговорили совершенно свободно. Слова вылетали из наших уст, сталкивались, лопались пузырями, соединялись во фразы и предложения. Она сказала, что очень сожалела о своём уходе, но была слишком упряма, чтобы вернуться и попросить прощения. Я сказал, что хотел найти её, но слишком испугался даже приближаться к ней. Сказал, что уволился из «Автоматического интерфейса», рассказал о Фелипе и встрече с Ужасом Простых Людей, однако умолчал об убийстве Стюарта и совершенных нами терактах. Она поведала, как поняла, что она Невидимка, как, работая официанткой, познакомилась с другой женщиной-Невидимкой и вместе с ней переехала в Томпсон.
Мы оба не переставали восхищаться тем, что вновь нашли друг друга. Причём, не где-нибудь, а здесь.
— Мы должны были быть вместе, — слегка игриво произнесла Джейн.
— Наверное, должны были, — согласился я.
Мы вышли из магазина и отправились к ней домой. Жила она в одноэтажном доме неподалеку от Мейн-стрит. Я с удивлением обнаружил в нём нашу старую мебель, ту самую, что когда-то стояла у нас в квартире. Очевидно, ей ничего и никому не нужно было доказывать. Она не собиралась делать своё жильё каким-то уникальным, особенным, она просто расставила мебель так, как ей хотелось. Мне было там уютно, и, несмотря на то, что я прекрасно осознавал, что вкусы Джейн были совершенно обычными, мне они пришлись по вкусу.
Как я мог не заметить, что она тоже Невидимка?
Как я этого раньше не понял?
По собственной тупости, полагаю.
Она приготовила ужин — запекла курицу с рисом — как в старые времена. Пока она копошилась на кухне, я валялся на диване и смотрел телевизор. Потом мы вместе ужинали в гостиной, как будто давно были женаты и никогда не расставались. Мы болтали обо всём и ни о чём, словно ничего не изменилось, мы знали привычки друг друга, манеру говорить. Ещё никогда прежде я не был так счастлив.
После ужина я помог ей помыть посуду. Пока она домывала последнюю ложку, я стоял и молча смотрел на неё. Она это заметила и спросила:
— В чём дело?
— А?
— Чего молчишь?
Я посмотрел на неё и нервно облизнул губы.
— Мы будем… — начал я.
— … заниматься любовью? — перебила она меня.
— … трахаться?
Мы рассмеялись.
Она взглянула на меня, её губы казались мне красными и очень чувственными.