- Вы всего пару дней при нашем дворе... что, неужели эти мерзавки так бесстыдно всё это обсуждают?!
- Ещё и не так. Но это не важно. Лучше скажите, вам правда нравится кузен моей мачехи?
- Ну, я его очень давно не видела, - смутилась дочка курфюрста. - Можно сказать, с детства. Но нам присылали его портрет и на нем он такой...
- Красавчик? - уточнила Шурка. - Смело делите увиденное на три! Наверняка художник безбожно польстил ему.
- Вы думаете?
- Уверена! Но в любом случае, он сын короля и, с большой вероятностью, сам - будущий король. Я слышала, в Польше любят красивую жизнь, балы и всё такое прочее. Так что там всяко будет веселее, чем в Берлине.
- Моя матушка и слышать не хочет о его кандидатуре.
- Но ведь его отец - сюзерен Пруссии, не так ли?
- Да, но он...
- Не проявляет настойчивости?
Ответом был лишь тяжелый вздох и красноречивое молчание. Принцесса некоторое время смотрела на Анну Софию с сомнением, а потом решилась:
- А вы напишите ему!
- Как?!
- Пером, Ваша Светлость. Ему сейчас, наверняка, грустно. Войну он проиграл...
- Вашему отцу!
- Угу, у моего батюшки просто дар - делать других несчастными. Но о поражении вам писать как раз не надо. Лучше напишите, что восхищаетесь его благородством, храбростью... Что он - цвет рыцарства, наконец!
- Вы тоже так думаете? - оживилась девушка.
- Нет, конечно, но ему-то об этом - зачем знать?
- Невероятно!
- Да все нормально! Как бы вы не похвалили мужчину, он с готовностью примет это на свой счет, так уж они устроены.
- Но что мне это даст?
- Ну, если он и впрямь полагает себя рыцарем, то ему страсть как хочется победить дракона и освободить прекрасную даму. С драконом у него, правда, промашка вышла, но станьте дамой его сердца, и он горы свернет по пути к вам!
Анна София, раскрыв рот, слушала откровения мекленбургской принцессы, на какое-то время забыв о её возрасте. Какие-то суждения показались ей не лишенными смысла, другие просто были повторениями ей тайных чаяний, третьи настолько поразили её своей оригинальностью, что она поневоле к ним прислушалась.
Старшая дочь курфюрста была натурой страстной и увлекающейся. Её душа и сердце требовали действия, а положение диктовало необходимость покорности и смирения. Совмещать это было трудно, и она тщательно скрывала от других свои мысли. И вдруг - маленькая девочка так спокойно и здраво рассуждает о том, о чем она и думать боялась, не то, что говорить. Тут было о чем задуматься. В смятении она дослушала Клару Марию и отправилась к себе. Слезы её высохли, а в глазах зажегся огонь.
Шурка проводила Анну Софию скептическим взглядом и продолжила свой путь. Оказалось, что пока она беседовала с девушкой, Марта успела вернуться и ждала дочку в комнате.