У менее закаленного человека дух бы захватило от роскоши, а я — ничего, спокоен.
— Садитесь, Питер, то кресло наиболее прочное. Хотите выпить?
— Э-э… Воды, если можно.
Элис открыла холодильник (Полюс-2, 1970 года выпуска, инвентарный номер 01480012 выписан коричневой краской на боковой стенке) и достала пластиковую бутыль.
— Я жду разговора с минуты на минуту.
Кресло подо мной затрещало, а вместе с ним и все мои надежды. Встреча действительно деловая.
— Питер, как с вами можно будет связаться? Я имею ввиду, после турнира?
— Не знаю. Зависит от обстоятельств.
— Собираетесь куда-нибудь?
— Не то, чтобы собираюсь, но — придется, видно, — я попробовал воду. Виши. Нарзан лучше. Привычнее.
— На турнир поедете? Какой?
— Никакой. Хорошего понемножку, — мне стало скучно. Что я тут потерял? Тоска вновь наползла на меня, медленно, неудержимо. И я поддался. — Я вообще случайно играю. Редкая болезнь мозга. Месяца два умным побуду, если повезет — полгода, а потом сбешусь.
Она сочувственно посмотрела мне в глаза.
— Наверное, вы устали. Хотите аспирин? Солнечный удар — штука коварная.
Вот так всегда. Лучший способ что-нибудь скрыть — резать правду-матку. Не поверят, еще и обидятся, издеваюсь, мол.
— Не надо аспирина. Знаете, я, пожалуй, пойду. А это вам на память, — я положил на стол свою книжицу «Кухня современной России, или искусство выжить, не отказываясь от невинных радостей».
— Постойте, Питер, — но я покинул кресло.
— Прощайте.
Тьма хлынула снизу, поднялась до колен, груди, головы. Тонкий, непрерывный звон. Я упал на спину. Что-то новое. Ортостатический коллапс? Неудобно перед мисс Маклин, успел сконфузиться я…
…Едва вмещаясь в пространство меж театром и банком, над улицей висел Сатурн, висел, обратясь к Земле толстой осью, коротко торчащей из полюса, и широкие его кольца, гамма малярных колеров, превращали все в клоунаду. Но — смертельную клоунаду.
Батальоны Гражданской обороны, выстроясь на проспекте, вбирали в себя новые и новые отряды, распухая, наливаясь человеческой гущей, оплотневая, и — сохраняя ритм, слаженность, порядок.
Камуфлированный «Пазик» подъехал неторопливо, почти торжественно, притягивая к себе взгляды, словно блестящий шарик в руке гипнотизера. Вышедшие из него степенно образовали кружок, ожидая Пастыря, и напряжение ожидания струилось вдоль проспекта, заполняя каждого истерическим восторгом.
— Город, смирно! — гулкий металлический голос пророкотал из репродукторов, усыпавших столбы.
Великий Пастырь-Комиссар показался в дверях автобуса и, не теряя ни слова, ни жеста, вместе со свитой поднялся на трибуну. Здесь, в непривычном месте, перед гастрономом, она маячила сиротливо и нелепо, но свита, неколебимая, твердая, уверенно растеклась по чинам вокруг центра — Пастыря-Комиссара.