1. Понедельник, 15 часов 10 минут.
Я тщательно осмотрел печенку. Хорошая печенка, что нынче редкость. Развелось паразитов — во всех смыслах слова.
Крохотные комочки я поместил в голубиные тушки. Чудесное превращение на счет «Три». Узкое лезвие ножа срезало изумительно тонкие ломтики сала, длинные, полупрозрачные. — Раз!
Запеленав голубей, я разложил их на противень. Два!
Лепо. Но то ли будет.
Духовка жаром объяла будущий шедевр.
Я подумал, подумал, и добавил топленое масло. На очереди — овощи.
— Олежек, душа моя, потерпи. Морковь натощак притупляет ясность вкусовых переживаний, и ты не познаешь истинного блаженства.
Чернов отдернул руку.
— Я не нарочно. Просто привык. Люблю, когда зубы работают.
Время неумолимо приближалось к назначенному часу, но график выдерживался. Наступил важнейший этап — сок заструился на дно противня, и я непрерывно окатывал им голубей, выжидая момент.
Три!
Снятые ленточки сала легли в подогретую глиняную миску, голуби распускались в духовке. Счет шел на мгновения. Немного сладкого молотого перца, духовка прикрыта, сало укладывается на тарелки, духовка распахивается, и поверх сала водружаются румяные голубиные тушки в окружении маленьких овощных пирамидок.
Десять секунд на перемену халата и колпака.
Олег раздвинул створки двери, и я покатил сервировочную тележку по галерее, поглядывая на часы и приноравливая собственный шаги к бегу времени.
Под бой часов мы с Олегом вошли в обеденный зал.
Юра с Иваном томились в ожидании, а первая четверка спускалась по лестнице.
Порядок, как в армии. В немецкой армии.
— Милостивые государи, прошу к столу!
— Потрясающе, просто потрясающе! Петро, ты неисчерпаем! — Анатолий не сдержался. Его можно понять.
С сервировкой Олег справился удовлетворительно. Пусть учится, пригодится. Мне ж пригодилось.
Мы медленно погрузились в обед. Собственно говоря, погрузились они; я держался на поверхности, проверяя реакцию остальных.
Анатолий Борисович посмотрел на свою крохотную рюмочку. Золото, четыре девятки. Нимисов кивнул, и Стачанский поднес ее ко рту. Эх! Таинственный состав неведомым мне образом воздействовал на сосочки языка. Работаю на черный ящик.
Сам Нимисов на сей раз воздержался от снадобий и неспешно, с отрешенным видом поглощал пищу. Ничего, ему по должности положено хранить невозмутимую таинственность.
