Возник военно-политический вопрос большой важности. Германия обладала средством, позволявшим опрокинуть весь английский план удушения. О том, что подводная лодка действительно могла представить собой столь мощное средство борьбы, судить можно было прежде всего по степени выносливости лодок, которая под давлением условий военных действий далеко превзошла все ожидания. Но в вопросе о применении этого оружия стратегия должна была действовать в полном согласии с политикой. Главные сомнения, естественно, возникли в области морского права.
Мы зашли бы слишком далеко, если бы стали рассматривать здесь все юридические соображения, относящиеся к этому вопросу. Новизна оружия потребовала применения новых форм войны, законность которых, конечно, не признавалась противной стороной, так как они были направлены против ее интересов. Однако нет сомнения, что именно английский метод ведения войны дал нам право прибегнуть к репрессивным мероприятиям. Ведь сами англичане научили нас мудрому правилу, согласно которому использование имеющихся в распоряжении средств с тем, «чтобы операции на море велись эффективно», является простой военной необходимостью.
Подводная лодка представляла собой боевое средство, признанное всеми государствами. На этом основании мы также имели право использовать своеобразные свойства этого оружия. Всякое его применение, не соответствующее этому своеобразию, было бы противоестественным и в военном отношении бессмысленным. Способность подводной лодки погружаться делала ее особенно пригодной для борьбы против торговли, потому что своим внезапным появлением она порождала страх и распугивала торговлю, а сама могла скрыться от преследования противника. Способность плавать под водой представляла собой многообещающее свойство нового оружия. Если подводная лодка топила торговые суда вместе с их экипажем и случайными пассажирами, то ответственность за это падала на тех, кто пренебрегал предупреждениями и сознательно подвергался риску быть взорванным торпедой, совершенно так же, как рисковали погибнуть на минах экипажи пароходов, не желавшие подчиняться английскому насилию и рисковавшие проходить через загражденные минами районы. Так неужели же смелость капитанов торговых судов должна была помешать нам взять в руки оружие, от применения которого зависело решение нашей участи? Во всяком случае, помешать нам могли отнюдь не правовые основания, а политические соображения о том, считали ли мы себя достаточно сильными для того, чтобы пренебрегать необоснованными протестами. Ни в коем случае не следовало отказываться от выгод, проистекавших от использования подводных лодок, иначе острота этого оружия притуплялась и оно становилось бесполезным. На нем основывались наши надежды на постепенный рост потерь в тоннаже, в результате которых торговля, производившаяся с Британией, с течением времени должна была вовсе прекратиться. Способность лодок держаться под водой приводила также к тому, что неприятель должен был оставаться в полном неведении относительно количества лодок, с которыми ему приходилось бороться, так как он не в состоянии был дать себе отчет, где находится противник. Район операций подводных лодок против английской торговли окружал Британские острова, и атака могла произойти в любом участке прибрежной зоны. Это являлось большим преимуществом подводных лодок перед крейсерами, которым во избежание преследования приходилось вести поиски в открытом море, где торговое движение было крайне ограничено, тогда как подводная лодка могла действовать в прибрежной зоне, где было сосредоточено все движение пароходов.