— Пули? — мысленно я ужаснулась. — Свинцовые пули?
— Да. Он сказал, что они надавят и закупорка раскроется. Я проглотила их и пошла домой, но потом, наверно, потеряла сознание. И кто-то привез меня сюда.
Доктор Бьюкнелл отшвырнула карандаш, когда я ей это перевела.
— Идиоты! Абсолютные идиоты! Не важно, давайте положим ее в постель. Попробуем обойтись без оперативного вмешательства.
Да, София тоже всегда говорила, что вскрыть живот означает распахнуть дверь для инфекции.
Франческа прижалась ко мне.
— Ирма, — прошептала она, — у меня кровь, когда я писаю.
Я перевела это доктору Бьюкнелл, и ее выразительное «эх» вызвало ужас у бледной, и без того перепуганной девушки. София никогда, ни одним мускулом не реагировала на то, что говорили ей пациенты. Теперь Франческа вцепилась в меня с отчаянной силой.
— Я умру? Больше не увижу Сканно? Я обещала маме, что приеду обратно.
— Мы позаботимся о тебе. Ты увидишь Сканно.
Франческа закрыла глаза.
Шепотом я спросила у доктора Бьюкнелл:
— Мы ведь поможем ей? Она поправится?
— Не давайте неосмотрительных обещаний, мисс Витале, — покачала головой доктор. — Мы сделаем все, что в наших силах.
С помощью Сюзанны я переодела Франческу в длинную льняную сорочку и дала ей немного бульону. Мы сделали ей на живот припарки и давали каломель, соду и пепсин. А еще морфий, чтобы снять боль, и будили ее — для регулярных испражнений, но всякий раз в моче я видела тонкие кровяные нити. Свинцовые пули не выходили. Я расчесывала ее темные волосы и пела песни, которые мы пели в Опи, но с каждым часом она все больше погружалась в обособленный мир, где надо всем властвовала только боль.
Утром следующего дня доктор Бьюкнелл привела студенток к постели Франчески, рассказала о симптомах и велела прощупать живот, почувствовать, какой он горячий и твердый.
— Непроходимость и обширная инфекция, — объяснила она им в соседней комнате. — Вероятно, дело в аппендиксе.
— И как это лечить? — спросила Сюзанна.
— Обычно просто дают опиум, чтобы пациент не мучался перед смертью. Но мы можем, по крайней мере, хотя бы попытаться устранить гнилостные последствия инфекции. Организм молодой, дальше, возможно, справится сам. Я вызвала мистера Бенджамена.
Пухлый, щеголеватый молодой человек вскоре явился — при нем была банка, накрытая марлей, и там, в мутной воде, неторопливо плавали пиявки.
— Самые лучшие экземпляры, доставлены из Франции, — гордо заявил м-р Бенджамен. — Это последние из той партии, они уже страшно изголодались. За каждую плачено по пятьдесят центов.
Он осмотрел Франческу, прослушал ее и даже обнюхал.